Пелэм, или приключения джентльмена

Мадам д'Анвиль вздохнула, и мы расстались. «Она далеко не так хороша собой и не так мила, как прежде», — подумал я, садясь на лошадь, и снова вспомнил о предстоящем рауте у посла.

В тот вечер я особенно позаботился о своей наружности. К особняку посольства на улице Фобур-Сент-Оноре я подъехал на целых полчаса раньше обычного. Я прогулялся по анфиладе гостиных, но нигде не нашел героини моего утреннего приключения. Мимо меня прошла герцогиня N.

— Она удивительно красива, — сказал мистеру Абертону длинный, худой, похожий на призрак мистер Говард де Говард, секретарь посольства.

— М-да, — промямлил Абертон, — но, на мой вкус, герцогиня Перпиньянская нисколько ей не уступает — вы знакомы с ней?

— Нет… да! — с запинкой ответил Говард де Говард. — То есть не так уж коротко — не очень близко… (англичанин никогда не признается, что незнаком с герцогиней такой-то.)

— Гм! — сказал мистер Абертон, проводя огромной рукой по своим прямым, светло-желтым волосам. — Гм, как вы полагаете — может кто-нибудь рассчитывать на успех у нее?

— Полагаю, что может тот, у кого располагающая наружность, — изрек призракоподобный аристократ, самодовольно оглядывая свои до невероятия тощие подпорки.

— Будьте так добры, — снова начал Абертон, — скажите, что вы думаете о мисс N.? Говорят, она богатая наследница.

— Что я о ней думаю? — переспросил секретарь, столь же бедный, сколь тощий. — А вот что: в свое время я подумывал о ней.

— По слухам, ее обхаживает этот дурак Пелэм (говоря это, мистер Абертон не подозревал, что я стою позади него).

— Сомневаюсь, чтобы это было так, — возразил секретарь, — его всецело занимает мадам д'Анвиль.

— Вздор! — не допускавшим возражений тоном заявил Абертон. — Уж она-то никогда не обращала на него внимания!

— Почему вы так уверены в этом? — полюбопытствовал мистер Говард де Говард.

— Почему? Да потому что он никогда не показывал ни единой ее записочки и даже никогда никому не говорил, что у него liaison с ней!

— О! Это вполне достаточное доказательство! — согласился Говард де Говард. — А вот, кажется, герцогиня

Перпиньянская!

Мистер Абертон обернулся, я тоже — наши взгляды скрестились, он потупился — что удивительного, после того как он присоединил к моему имени такой лестный эпитет; но я был слишком хорошего мнения о себе, чтобы хоть сколько-нибудь дорожить его отзывом; вдобавок в эту минуту я был сам не свой от изумления и радости, ибо в герцогине Перпиньянской я узнал даму, с которой познакомился утром. Она встретилась со мной глазами и с улыбкой ответила на мой поклон. «А теперь, — сказал я себе, подходя к ней, — посмотрим, не удастся ли мне затмить Абертона».

Когда мы хотим понравиться женщине, мы все действуем одинаково: поэтому я избавлю читателя от пересказа беседы, которую вел в тот вечер. Я уверен — если он припомнит, что роль влюбленного в ней играл Генри Пелэм, — он нимало не усомнится в успешном результате.

ГЛАВА XIX

Alea sequa vorax species certissima
furti
Non contenta bonis, animum quoque
perfida mergit;
Furca, furax — infamis, iners,
furiosa, ruina.
Petr. Dial.[261]

На следующий день я пообедал у «Братьев из Прованса»; к слову сказать, это превосходнейшая ресторация, где кормят отменной дичью и куда, вдобавок, почти не ходят англичане.[262] После обеда я решил побывать в игорных домах, которыми кишмя кишит Пале-Рояль.

В одном из этих домов народу набралось столько, а духота была так невыносима, что я тотчас ушел бы, если б меня не поразило напряженное, тревожное выражение лица одного из тех посетителей, которые за большим столом играли в rouge et noir.[263]

То был мужчина лет сорока, желтовато-смуглый, с крупными чертами лица. Его можно было бы назвать красивым, если бы в глазах и уголках рта не залегло мрачное выражение, делавшее его лицо скорее неприятным, нежели привлекательным. Неподалеку от него, тоже участвуя в игре, сидел мистер Торнтон; его беспечный, равнодушный вид являл разительный контраст мучительному беспокойству человека, наружность которого я только что описал.

Сперва мне показалось, что те двое да я — единственные англичане во всем зале. Присутствие первого из них в этом злачном месте изумило меня гораздо больше встречи с Торнтоном, так как в обличье незнакомца было нечто distingué, гораздо менее подходившее к этому притону, нежели air bourgeois[264] и такая же одежда моего ci-devant[265] секунданта.