Пелена

Дверь мне открыла жена Адарова — Людмила. Оглядев меня с ног до головы, словно видела впервые, она не ответила на мое «здравствуйте», мрачно объявив, что Григория нет дома, что он уехал в Ленинград сдавать экзамены. Она хотела уже было захлопнуть дверь, но вдруг передумала и отступила в переднюю.

— Вы, кажется, скупаете иконы?

— Нет, нет! Боже упаси! Но меня интересует одна вещь, которую мне Гриша показывал. Я хочу еще раз ее посмотреть, если можно.

— Какую вещь? — спросила она.

— Вышивка старинная. «Богоматерь Владимирская». Знаете?

— Знаю, конечно. Она у нас три года валяется. Хотела выбросить на помойку, так этот идиот такой шум поднял из-за нее. Вы хотите ее купить?

— Я бы с удовольствием купил, но, наверное, без Григория это неудобно… И потом сейчас…

— Удобно, удобно, все удобно, — перебила меня Людмила. — Вы можете купить любую икону, выбирайте, что хотите. Хоть все забирайте. Проходите, смотрите, выбирайте, что вам понравится, а я сейчас, — она пропустила меня в большую комнату, где были сложены иконы, а сама пошла к ребенку, который во время нашего разговора беспрерывно плакал.

Сначала, ничего не трогая, я внимательно осмотрелся. Пелены нигде не было видно. Тогда я стал перебирать сложенные в углу домовые иконы. Они были мне знакомы, и я перекладывал их без всякого интереса. Перебрал их все и хотел уже было браться за большие иконы, когда вошла, наконец, Людмила. Вместо халата на ней было красивое платье, она причесалась и из неприветливой неряшливой женщины превратилась в довольно миловидную молодую блондинку. Правда, несколько вульгарную.

— Ну, выбрали себе что-нибудь? — спросила она.

— Меня интересует только эта вышивка. Вы не поищите ее?

Людмила порылась в шкафу, открыла сервант, заглянула за диван.

— Не видать, — сказала она. — Может быть, среди икон?

Мы перебрали все храмовые иконы, которые я еще не смотрел, но пелены не нашли.

— В другой комнате ее не может быть? — спросил я, не теряя надежды.

— Нет. Туда эту грязь я не допускаю. Сдалась вам эта вышивка! Возьмите что-нибудь другое. Смотрите, сколько тут этого добра.

— Да, но мне нужна только эта пелена.

— Чего в ней хорошего? Старая, рваная тряпка.

— Разве рваная? — насторожился я.

— Бахрома оборвана. Этот идиот все приставал ко мне, чтобы я ему сделала новые кисточки. Все нитки искал подходящие.

— Да, кистей не хватает на ней. Только я не помню сколько, — говорил я как можно равнодушнее, а сам похолодел от страха. Мне казалось, я выдаю свое волнение и она это чувствует. Когда говоришь убежденно и сам веришь в то, что говоришь, люди невольно поддаются твоей убежденности. Когда же внутри у тебя сомнения и ты только делаешь вид, что убежден в своей правоте, люди это моментально чувствуют.

Однако Людмила ничего, кажется, не заметила.

— Четырех кисточек там не хватает, — сказала она и добавила: — Давайте диван отодвинем, может быть, за диван упала. Один раз у нас так было.

Я бросился ей помогать, но ни за диваном, ни в самом диване мы ничего не нашли. Опять заплакал ребенок. Людмила вышла и вернулась с дочкой на руках.

— Ну что? Будете брать что-нибудь? — Очевидно, я стал ей уже надоедать. — Этот гад уехал и мне ни копейки не оставил. Забирайте хоть все!..

— Нет, спасибо. Вы извините меня за беспокойство, ради бога.

— Ничего не купите? Так я все это выброшу к чертовой матери! Мне давно очертенело это барахло. Пока его нет, возьму и выкину на помойку. Никто не подберет. А с ним, дураком, я все равно жить не буду. Псих настоящий. Он умный, а я дура, не понимаю, что каждая такая икона тысячу стоит. А сам ни разу ни одной штуки не мог продать. Кому они нужны? И в Ленинград возил, и в Архангельск, да все обратно привез. Иностранцы не покупают потому, что вывезти не могут, а русским, видно, они задаром не нужны… Один раз сюда приезжали из Москвы, хотели кое-что взять, так он такие це-. ны заломил, что они смеялись. По пятерке, говорят, за штуку возьмем, да и то не все, а только шесть икон. Не отдал. Наверное, и эту вышивку сейчас с собой взял. Иначе, где же ей быть? Хотите, берите все по пятерке. Но только все, чтоб ни одной не осталось. Можно запаковать и в багаж сдать.

— Понимаете, меня интересовала только та вышивка.

— А сколько бы вы за нее дали?

Я пожал плечами.

— Отдал бы за нее все, что у меня есть с собой. Оставил бы только на дорогу.

— А сколько же у вас есть с собой? — ни чуточки не смущаясь, спросила Людмила.

— Рублей семьдесят-восемьдесят, наверное, — ответил я А сам подумал: «Может быть, она торгуется? Может быть, пелена у нее, и она хочет продать ее подороже?» Поэтому я спросил на всякий случай: — А вы отдали бы ее за такую цену?

— Конечно, отдала бы, — ответила она. — На кой она мне нужна!

— Скажите, пожалуйста, — спросил я, — вы не помните, что написано на ней с обратной стороны?

— Я не читала, — ответила Людмила, покачивая дочку из стороны в сторону. — Там ведь по-старинному написано. Знаю только, написано что-то про Строгановых.

— Жаль, что мы ее не нашли…