Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика

Очевидно, что такой элитарный, утрированно материальный образ Иисуса резко расходится с Нагорной проповедью, обещающей Царство Небесное «нищим», «алчущим» и «плачущим» (Лк. 6: 20–21). Предполагается, что христианскую веру человек потребляет просто как очередной товар в ряду других товаров, что извращает смысл христианской установки на нематериальность веры. Даже божественное загнано в узкие рамки и обращено в товар. Глянцевый плакат, свет, рука, нога, шикарный лимузин складываются в устойчивую картину, застревающую в мозгу у зрителя – как и величественное здание храма. Словосочетание «Христос Спаситель» относится одновременно к Иисусу и к его респектабельной резиденции (ставя между ними знак равенства). Грамматический субъект (Иисус) больше не несет никакого смысла, кроме выраженного в предложении, равно как и Бог не выходит за рамки олицетворяющего его предмета (храма). Что же тогда продает в данном случае Татарский? Бога (извращенно понятого), лужковский храм, лимузин «мерседес», «новых русских» или все вместе в одной увесистой упаковке?

С характерной для иностранца склонностью к каламбурам

Пелевинские каламбуры, построенные на словах одного или нескольких языков, – одна из ярких особенностей его поэтики136. «Generation „П“» изобилует каламбурами, демонстрируя к ним склонность, в какой-то мере даже навязчивую. Однако вдумчивый анализ показывает, что играет словами Пелевин вовсе не ради самой игры. Большинство каламбуров и парономастических конструкций – значимый элемент критики современной культуры в романе.

Как отмечает в работе «Лингвистика и поэтика» (Linguistics and Poetics, 1960) Роман Якобсон, схожие фонетические последовательности, расположенные рядом, притягиваются друг к другу на смысловом уровне. Каламбуры и случаи парономазии стимулируют семантические связи, даже если они указывают на явно ложное этимологическое родство. Например, в стихотворении Эдгара Аллана По «Ворон» (The Raven, 1845) словосочетание «бледный бюст Паллады» (the pallid bust of Pallas), обозначающее место, где сидит птица, благодаря аллитерации сливается в цельный образ, а связь между самой птицей и этим местом укрепляется за счет еще одной аллитерации: bird or beast upon the… bust («птица или зверь на… бюсте»)137. На тот же эффект Якобсон указывает и в статье «О лингвистических аспектах перевода» (On Linguistic Aspects of Translation, 1959):

Если бы перевести традиционное итальянское изречение traduttore traditore как «переводчик – предатель», мы лишили бы итальянскую рифмованную эпиграмму всей ее парономастической ценности. Поэтому когнитивный подход к этой фразе заставил бы нас превратить этот афоризм в более развернутое высказывание и ответить на вопросы: «переводчик каких сообщений?», «предатель каких ценностей»?138

Эффективность подобных каламбуров объясняет, почему их используют в рекламе. Каламбуры – распространенный риторический прием для рекламных слоганов, авторы которых прибегают к нему, осознавая силу воздействия таких созвучий на аудиторию139. «Generation „П“» иллюстрирует лингвистические и психологические стратегии, в особенности каламбуры, применяемые создателями рекламы, чтобы заставить целевую аудиторию купить товар. На страницах романа мы видим образчики и метакритику рекламы, а заодно и фальшивый, живущий в медийной реальности мир, куда оказалось ввергнуто население распавшегося СССР.

Одно из первых рекламных объявлений, придуманных Татарским, слоган для Sprite на российском рынке, апеллирует к национальной самобытности, чтобы привлечь потенциальных покупателей. Кампания строится на каламбуре: «СПРАЙТ. НЕ-КОЛА ДЛЯ НИКОЛЫ»140. В переводе на русский Uncola превращается в «Не-колу», что созвучно старинно-простонародной форме имени Николай. Слоган вызывает псевдославянские ассоциации, эксплуатируя националистические настроения. В слове «не-кола» угадывается некоторый вызов, который должен понравиться той части постсоветской аудитории, что разделяет антизападные настроения. Местный псевдоколорит нужен, чтобы продать россиянам очередную американскую газировку.