Читаем Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика полностью

Алан Тьюринг, математик и философ, задавался вопросом, могут ли запрограммированные машины эволюционировать до уровня искусственного интеллекта и обрести сознание, волю и чувства. Он пришел к заключению, что искусственный интеллект действительно способен развить черты, традиционно считавшиеся исключительной привилегией человечества. Тьюринг высказал предположение, что машина, чтобы подражать работе человеческого мозга, должна вести себя так, будто наделена свободой воли. Один из способов этого достичь – сделать так, чтобы ее поведение зависело от чего-то наподобие рулетки или запаса радия. Разработать машины, чье поведение покажется достаточно произвольным тому, кто не знаком с принципами их устройства, нетрудно277. В поисках ответа на вопрос: «Могут ли машины мыслить?» – Тьюринг придумал имитационную игру, известную сегодня как тест Тьюринга. Человека и машину помещают в комнату и в письменной форме задают им вопросы. Если другой человек, находящийся за пределами комнаты, не в состоянии различить, какие ответы дала машина, а какие – человек, машину считают способной мыслить.

Пелевин не обращается к Тьюрингу как к знаковой фигуре, а ставит под сомнение его постулаты. Широко популяризированные рассуждения Тьюринга уклоняются от истинной проблемы сознания и свободы воли – утверждая способность искусственного интеллекта всего лишь имитировать их. В S. N. U. F. F. (как и в других произведениях Пелевина) ответ на вопрос о способности к самостоятельным действиям – «никакого „тебя“ во всем этом нет» – на уровне здравого смысла зависит не от имитации свободы воли, а от реальной способности преодолевать детерминизм (запрограммированность)278.

В результате S. N. U. F. F. выворачивает наизнанку поставленный Тьюрингом вопрос: дело уже не в том, способны ли машины выработать сознание и волю, а в том, что люди то ли утратили их, то ли никогда ими не обладали. В мире Пелевина не столько машины эволюционируют до уровня человеческого сознания, сколько естественный разум вырождается, что приводит к появлению постлюдей-автоматов. Интеллект и чувства все больше зависят от непосредственно поступающих сигналов, что препятствует нормальному развитию когнитивных и эмоциональных процессов. Пелевин отталкивается и от классических научно-фантастических произведений о роботах, таких как роман «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» (Do Androids Dream of Electric Sheep?, 1968) Филипа Киндреда Дика, в 1982 году экранизированный Ридли Скоттом под названием «Бегущий по лезвию» (Blade Runner), и повесть Станислава Лема «Маска» (Maska, 1976). Но если у Дика и Скотта центральной проблемой становится выход андроидов за пределы заложенной в них программы, Пелевина больше волнуют люди, способные только на запрограммированные действия. Современное общество высоких технологий превращает людей в бесчисленные копии друг друга и неразличимых исполнителей заданных функций. Технологии поработили их, но нынешнее положение вещей – лишь крайнее проявление изначально «ущербного» состояния человечества. Под видом искусственного интеллекта постчеловечество имитирует человеческую сущность, как раз когда эта сущность – независимая и цельная человеческая личность – исчезает, если не допустить еще худшего – что ее никогда и не было.

Почему, вопреки всем контраргументам, у нас сохраняется иллюзия свободы воли? Один из возможных ответов содержится в «Шлеме ужаса»: «…Это просто его [человека] особенность как вырабатываемой вещи. Другими словами, представление о том, что это он все воспринимает, вырабатывается… вместе со всем остальным»279. Empire V затрагивает проблему воспринимающего субъекта, сознания и, выражаясь более старомодно, души. Среди различных психофизиологических теорий, которые изучает Рома Шторкин, его особенно увлекает та, где тело сравнивается с машиной, радиоуправляемым дроном, а человеческая жизнь предстает как «трехмерный фильм о таком путешествии … наведенный в неподвижном зеркале, которое и есть душа»280. Мысль о душе угнетает Рому: он вампир-новичок, еще не расставшийся с нравственными терзаниями, и теперь ему кажется, что он сам потерял душу. Однако его наставник-вампир возражает: «Все равно что сказать, что лодка теряет душу, когда на нее ставят мотор. Ты ничего не потерял. Ты только приобрел»281.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное