Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика

Пелевин изобретательно переосмысляет видения Иоанна Богослова, помещая их в контекст нынешней одержимости потреблением. Медиа – современный аналог Тофета (места жертвенного сожжения) или Геенны из книги Откровения – огненного озера, где навеки обречены пребывать грешники:

Еще эти ямы называли геенной – по имени одной древней долины, где впервые открыли этот бизнес. Я мог бы добавить, что Библия называет это «мерзостью аммонитской». ‹…› Можешь считать, что тофет – это обычный телевизор. ‹…› Техническое пространство, в котором сгорает ваш мир294.

Люди ошибочно считают себя потребителями, но на самом деле это их поглощает все сильнее разгорающееся пламя жажды денег.

В «Generation „П“» апокалипсис – состояние, когда мамона поработила все человечество. В эклектичной мифологии Пелевина упоминаемый в Библии Ваал (он же злой бог Энкиду) правит Геенной (Тофетом). Когда Энкиду нанижет на свою золотую нить всех людей – по подобию социального/экономического/биоморфного организма орануса, – настанет конец света:

В мифе об Энкиду заметны и эсхатологические мотивы – как только Энкиду соберет на свою нить всех живущих на земле, жизнь прекратится, потому что они снова станут бусинами на ожерелье великой богини. Это событие, которое должно произойти в будущем, отождествляется с концом света295.

К этому концу ведут сам Татарский и представители погруженного во мрак поколения «Пепси» (оно же поколение «Пиздец») в целом. Пятиногий пес Пиздец – пелевинская версия эсхатологического Зверя из книги Откровения, истребляющего все живое. Зверь спит где-то среди снегов, и, пока он спит, жизнь продолжается. Проснувшись, он нападет. Татарский и его коллеги из медиа уверяют, что их тайное общество намерено защищать Иштар и мир от апокалипсиса, который принесет Пиздец, но позднее выясняется, что Татарский и его собратья по ремеслу и есть Зверь, уничтожающий все на своем пути. Сам Татарский ощущает, что все его поколение перешло в наступление.

Роман «Generation „П“» насыщен шутливыми, но настойчивыми демоническими мотивами, усиливающими эсхатологическую тему. В книге Откровения сатану освобождают и отпускают в мир, чтобы испытывать и прельщать людей. После знакомства с Татарским копирайтер Морковин вводит его в рекламный бизнес словами: «А ну-ка пойдем отсюда к черту»296. Позднее в романе эта метафора реализуется. Когда Татарский выполняет первый заказ в качестве копирайтера, ему на пейджер приходит сообщение: «Welcome to route 666» [англ. «Добро пожаловать на шоссе 666»] – число зверя и номер печально известного (пусть и вымышленного) шоссе в штате Юта297. «Серая страшноватость», сгустившаяся после распада Советского Союза, напоминает серый сумрак преисподней. Демонические ассоциации вызывает не только имя, но и фамилия главного героя, созвучная «Тартару» (аду).

Мелким бесом изображен не только Вавилен Татарский, но и его предшественник в медийном бизнесе, Легион Азадовский. Его имя вызывает в памяти фразу «легион имя мне» (Мк. 5: 9) и евангельский эпизод, известный как «исцеление гадаринского бесноватого», где Иисус в земле Гадаринской изгоняет бесов из одержимого. Азадовский сообщает об этом без лишних церемоний:

Ты не Владимир, а Вавилен… ‹…› У меня папаша тоже мудак был. Он меня знаешь как назвал? Легионом. ‹…› Сначала я тоже горевал. Зато потом выяснил, что про меня в Библии написано, и успокоился298.

Махинации Азадовского с недвижимостью в Москве напоминают приключения Воланда и его свиты в «Мастере и Маргарите» Михаила Булгакова299.

Медийная карьера Татарского, или – на мифологическом уровне – его восхождение на зиккурат Иштар, достигает перевернутой кульминации, когда он спускается в яму глубиной сто метров под Останкинской башней (ад), где совершается его помазание как земного мужа Иштар и живого бога. Посвящение Татарского в тайный культ Иштар в «час ноль» в Золотой комнате знаменует наступление нового царства вне времени и истории, где «времени уже не будет» (Откр. 10: 6). В романе постапокалиптическое безвременье переосмыслено как уничтожение времени и пространства силами мировой торговли и рекламы. «Время сдается, пространство сдается» – еще один каламбур, обыгрывающий омонимию слова «сдается» (внаем и в плен). Разрушение пространства и времени – коммерческое предприятие.