Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

Эти иконы изображали на золотом фоне победу плоти. На средней из них был изображен Спаситель на кресте, рана от удара копьем приковывала к себе внимание зрителя, на боковых створках было изображено побиение камнями св. Стефана и мучение св. Севастиана. Когда он был еще мальчиком, ему было жутко смотреть на этот складень. Жутко было ему и теперь, когда он поставил этот складень рядом с великолепной герцогской кроватью и лежал перед ним на коленях.

— Что же это? — громко вскрикивал Альфред. — Спаси меня. Дай мне найти в Адельгейде силу Твоего искупления! Огради меня от страха. Отец мой Небесный, ведь Ты видишь, что я хочу его побороть!

Но никто не отвечал ему сверху. Эта горячая молитва перед складнем не давала ему ни мира, ни спокойствия. Разве не учила церковь, к которой он принадлежал, о том, что нужно умерщвлять плоть свою для того, чтобы достигнуть высшей цели — чистоты? Не звал ли Грааль своего рыцаря прежде, чем он падет в объятия женщины, в залы его высокого замка?

Сомнения терзали его, и он молился и молился перед маленьким складнем, молился о том, о чем, по учению его церкви, нельзя было молиться, что, по словам ее священников, было плотским грехом и вожделением!

О, для чего его учили всему этому. Его хотели воспитать там в Гогенарбурге в смирении, а теперь из этого вышла слабость!

Гогенарбург! О, если бы у него нашлось мужество бежать туда от всего того, что его здесь удручало, от шума Кронбурга, блеска двора, от любви, страсти, которой у него не было, от самой Адельгейды? Нет, ему не дали времени, и в конце концов он не успел правильно познать себя, переоценил себя!

С каким сладострастным страданием играл он этими мучительными мыслями. Исчезнуть в горах, никем не замеченным, подобно рыцарю св. Грааля, который совершает свою миссию и которого белая голубка зовет в отечество!

«Совершает свою миссию!» — раздавалось у него где-то внутри. Разве у него была миссия? Что скажет на это Адельгейда, князь Филипп, Матильда, кронпринц, которого он ожидает к свадебным торжествам на несколько недель в Турм? Он должен оставаться, он должен выдержать все, несмотря ни на что.

Гогенарбург скрылся из его духовных очей. Вместо него вдруг вынырнули Кронбург и Турм, Лаубельфинген и озеро.

Он оттолкнул от себя складень. Во что бы то ни стало он должен был найти силу, в которой ему было отказано темной судьбой, загадкой неба.

Ему недоставало воздуха в раззолоченной спальне. Он распахнул ставни.

По верхушкам дворцового сада кралась вспыхнувшая на востоке заря.

Он победоносно поднялся. Как заря, и он хотел восторжествовать в своем сердце над темными силами ночи. Да, он хотел этого всеми силами своей воли и своей души.

XX

Наступила великолепная осень — чудный сентябрь, когда в полдень еще тепло, как летом, а рано наступающим вечером и посвежевшими ночами чувствуется мягкое дыхание уходящего лета. Великолепный парк замка Турм красовался тысячами оттенков и красок. Неподвижно, словно хорошо отшлифованный сапфир, лежало у его подножия Лаубельфингенское озеро. На юге гляделись в него огромные любимые герцогом горы. По утрам и вечерам их взлетевшие к небу вершины были окутаны душистым покрывалом из голубоватого тумана и золотистого блеска.

По приказанию Альфреда, для празднования бракосочетания обеих пар двор снова переехал из Кронбурга в Турм. Придворные садовники, присланные из дворца, уже несколько недель работали над украшением парка для предстоящих торжеств.

Пальмовые оранжереи герцогского садоводства в Кронбурге и даже замолкший и никем не посещаемый зимний сад в кронбургском дворце выслали сюда лучшие экземпляры экзотических своих культур. Теперь они красовались своей темной зеленью в передней части парка, недалеко от дворца, который имел прямо волшебный вид. Пышные южные растения, казалось, переплелись на пару дней с северными в общей красочной массе. Альфред каждый день обходил сам этот райский уголок. Дикий виноград, поднимавшийся до самой крыши замка между плющом, казался темно-красным. Любимые цветы герцога — японские орхидеи — еще не совсем распустились. На башенках замка развевались светло-голубые флаги, сияя в лучах осеннего солнца своей светлой приветливой окраской. На лужайках были расставлены группами пальмы и цветы — тысячи цветущих деревьев.

Альфред не пощадил даже роз своего опустевшего острова.

Огромный букет в несколько тысяч роз всех оттенков был поставлен на середине площадки, которая шла от террасы замка к берегу голубого озера. Задний фон для этой великолепной картины, созданной природой и искусством, образовал родной лес, блиставший всеми осенними цветами. Темный цвет сосен, сквозь которые местами просвечивало яркое золото берез, зелень дубов и буков, постепенно переходящая в цвет красной меди, ярко-красная окраска вязов и кленов, чахлая бледность чужестранных декоративных растений — все это тесно переплелось между собою, образовало картинку жизни, протягивавшей руки смерти.