Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

На лице Марко мелькнуло какое-то жесткое выражение. Он молчал. Воцарилось молчание, которое прервал своим приходом Леон де Модженте.

Он как-то робко посмотрел на обоих гостей. В его бесцветных глазах виднелось полное отсутствие мысли, которое обыкновенно бывает у людей или чересчур поглощенных будущим, или не умеющих быстро понять настоящее.

— А я хотел писать вам, — сказал он, обращаясь к Сарриону старшему. — Я сегодня заказал заупокойную обедню в соборе. Мой отец…

— Буду, — коротко ответил Саррион.

— А Марко?

— Я тоже буду.

— Нужно сделать все, что можно, — заметил Леон с покорной улыбкой.

Марко, будучи человеком дела, а не слова, молча взглянул на него: для него было очевидно, что нескладный малый вырос теперь в нескладного человека.

Скрестив руки и опустив глаза, Леон уселся на кончике стула. То был монах-дилетант и, как все дилетанты, старался преувеличивать внешние проявления своего настроения.

— Что же, — спросил, наконец, Марко деловым тоном, — намерены вы что-нибудь сделать для обнаружения и наказания убийц вашего отца?

— Я еще не говорил об этом.

— С кем?

Леон взглянул на него с тревогой. Он, видимо, страдал оттого, что друг его детства так грубо приступил к этому деликатному вопросу.

— Это секрет.

Марко обменялся взглядом с отцом, который сидел сзади, подобно тому, как сидит старый следователь, предоставив допрос своему младшему товарищу.

— Вы известили уже Хуаниту о духовном завещании вашего отца?

— Я думаю, что для Хуаниты оно не представляет особого интереса. Она имеет свои деньги, а я свои. Отец, насколько я знаю, мог завещать ей лишь очень немного.

Марко опять переглянулся с отцом и поглядел на часы. По-видимому, он считал допрос оконченным и хотел как можно скорее перейти к делу.

Разговор повел теперь Саррион. Он учтиво, на испанский манер, выразил Леону свое сожаление и готовность помочь, чем может. Ему трудно было скрывать свое презрение к Леону, который, в свою очередь, чувствовал себя в большом затруднении. Кроме дела, по которому оба Сарриона явились сюда, между ними не было ничего общего. Да и об этом деле им трудно было беседовать, так как Саррион был гораздо более огорчен смертью своего друга, чем собственный сын его друга.

Гости поднялись с места и стали прощаться с Леоном, обещая быть завтра на заупокойной обедне. Хозяин интересовался только одной стороной этого дела, которая являлась для него совершенно новой. Не раз приходилось ему устраивать пышные церковные церемонии. Но заупокойная обедня была единственной церемонией, сулившей еще неизведанные религиозные переживания. И Леон волновался, как волнуется девушка перед своим первым балом.

Он рассеянно пожал руку гостям, считая в уме, сколько с ними будет завтра приглашенных. Он был очень озабочен предстоящей церемонией.

— Видел, — сказал Саррион сыну, когда они вышли на улицу, — видел, что сделал из него Эвазио Мон? Не знаю, расположен ли ты теперь уступить ему Хуаниту и ее три миллиона песет?

Марко не отвечал и продолжал идти, погрузившись в свои мысли.

— Я должен повидаться с Хуанитой, — промолвил он наконец после долгого молчания.

По глазам Сарриона-отца прошла мягкая улыбка.

— Не забывай, — сказал он, — что Хуанита еще ребенок. И ее ум сформируется не раньше, как года через три.

Марко кивнул головой.

— Не забывай, что опасность висит над головой и что Эвазио Мон не из тех людей, которые будут медлить, пока у них под ногами не вырастет трава. Помни, что мы не можем заставлять Хуаниту ждать.

— Я знаю, — коротко ответил Марко.

IX Дичь

На следующее утро Саррион отправился в монастырскую школу правоверных сестер, но через решетку в воротах ему сказали, что всякое сообщение монастыря с внешним миром на несколько дней прекращено, как это обычно делается в монастырях.

— Даже я, разговаривая с вами, должна буду принести за это покаяние, — произнес через ворота мягкий голос.

— В таком случае понесите уже сугубое покаяние, сестра, — сказал Саррион, — но ответьте на один вопрос. Скажите, здесь ли сестра Тереза?

— Сестра Тереза в Памплоне, а мать-настоятельница еще здесь в школе.

Как человек светский, Саррион умел вести разговор. Он знал, что если одна женщина начнет говорить про другую, то и целый конклав кардиналов не в силах остановить ее. Поэтому он подъехал поближе к воротам и оставался там, пока не получил кое-какие сведения.

Прежде всего он узнал, что его сестра отправлена в Памплону, где у сестер была другая школа, которой покровительствовало небогатое дворянство этого забитого духовенством города. Кроме того, ему дали понять, что по Хуаните де Модженте приказано творить особые молитвы, вследствие того, что при известии о смерти ее, к сожалению, еретического отца, ей овладел дух злобы и мести.

— Какими же средствами ее будут усмирять?

— Этого ни я и никто не может вам сказать. Однако я должна закрыть решетку.

И отверстие захлопнулось перед самым носом Сарриона. Так началось предпринятое им расследование, длившееся без результата целую неделю. Эвазио Мон был на богомолье, сестра Тереза в Памплоне. Неприступные врата монастырской школы оставались запертыми для всех.