Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

— Ты все раздумываешь, — смеясь, сказала она, — я знаю. Я видела, как ты раздумываешь, там, на берегу Волка, когда форель не хотела подниматься из воды и ты соображал, как лучше ее вытащить. О чем ты думаешь?

— О тебе.

— Ого! — засмеялась она. — Не следует относиться к моим словам так серьезно. Все, знаешь, со мной очень любезны, и я чувствую себя здесь хорошо. По крайней мере, мне так кажется. Где же шоколад? Пожалуй, ты съел его сам по дороге, — ты и твоя лошадь. Я всегда говорила, что вы один другого стоите, не правда ли?

В ответ он вложил ей в руку небольшой пакет, перевязанный ленточкой.

— Спасибо. Ты очень добр, Марко. Ты не говоришь, а делаешь. Что лучше?

— Я возьму тебя отсюда, если ты хочешь, — сказал Марко.

— Каким же образом?

И в ее голосе послышалось что-то звенящее.

— Неужели это действительно возможно? Скажи, каким же образом?

— Нет, этого я тебе не скажу, по крайней мере теперь. Но я могу это сделать, если тебе грозит превращение в монахиню помимо твоей воли.

— Каким же образом? — уже серьезно спросила она.

— Этого я тебе не скажу, пока не наступит время. Это секрет, а ты, пожалуй, и выдашь его на исповеди.

— Да, пожалуй, — согласилась Хуанита, — пожалуй, ты прав. Но ты придешь опять в следующий вторник?

— Да, непременно.

— Вот кстати. Чуть было не забыла. Я написала тебе письмо, на случай если бы нам не удалось поговорить. Где оно у меня? Вот, в кармане. Хочешь, я тебе его дам.

— Давай, давай.

Марко попробовал просунуть свою руку в отверстие, но это ему не удалось.

— Ага, — рассмеялась Хуанита, — я в лучшем положении, чем ты.

Марко тихо улыбнулся.

— Уезжай! Уезжай скорее! — вдруг испуганно зашептала Хуанита. — Милагрос зовет меня. Кто-то идет. Да, это сестра Тереза. И еще кто-то с ней. Синьор Мон. Это страшный человек. Он видит все… Марко, уезжай.

Марко не стал ждать. Письмо было уже в его руках. Он галопом взлетел на холм и пустил лошадь прямо в канал. Поднялся целый фонтан брызг, и лошадь быстро выбралась на противоположный берег.

Ехать каким-либо другим путем значило подвергать себя опасности быть замеченным из сада. А ведь в этом саду был Эвазио Мон!

И сестра Тереза, и Мон видели, как Хуанита вышла из-за деревьев и присоединилась к своей подруге, но, по-видимому, не обратили на это внимания.

— Кстати, — сказал Мон, — мы дошли до самого конца сада. Нельзя ли мне сократить свой путь и выйти через калитку, которая находится в конце сада.

— Через эту калитку никто не ходит, — отвечала сестра Тереза, — да и вряд ли желательно к ночи идти этим путем.

— О, меня никто не тронет. Я человек бедный, — с любезной улыбкой возразил Мон, — ключ от калитки с вами?

Сестра Тереза посмотрела на связку ключей, висевших у нее на поясе.

— К сожалению, нет. Я сейчас пошлю за ним.

И она подозвала жестом одну из монахинь, которая, казалось, смотрела совсем в другую сторону и тем не менее сразу заметила жест начальницы.

Когда принесли ключ, Мон с улыбкой смотрел через невысокую стену сада, рыская глазами за узкой тропинкой, которая вилась среди выжженных полей прямо к реке.

— Было бы, пожалуй, благоразумнее иметь этот ключ при себе, на случай надобности, — мягко заметил он.

— Я так и буду делать с этого дня, — виновато отвечала сестра Тереза. Первая добродетель монахини — повиноваться, и нет такого женского монастыря, который не находился бы под прямым и безусловным контролем мужчины, будь он простой священник, или, в исключительном случае, сам папа.

Через несколько минут в руках сестры Терезы очутилась вторая связка ключей. Она стала внимательно их рассматривать.

— Не знаю уж, который из них от калитки, — сказала она, перебирая ключи, — ведь он употребляется очень редко.

Мон бросил на нее острый взгляд. Однако губы продолжали улыбаться по-прежнему.

— Дайте их мне, — сказал он, — это ключи от буфетов, а не от калитки. Среди этих ключей только два дверных.

Он взял ключи и пошел вперед прямо к калитке, которая была скрыта за ореховым кустарником. Пока он проходил под их ветками, со всех сторон громко заливались соловьи. Хуанита, спешившая домой по другой дорожке, вдруг остановилась и стала с беспокойством оглядываться назад.

— Вот этот, кажется, — мягко сказал Мон, осматривая ключи.

Он не ошибся. Отворив калитку, он вышел за ограду и быстро захлопнул калитку, едва простившись с сестрой Терезой.

— Идите с Богом, сестра моя, — промолвил он, церемонно сняв шляпу.

Он ждал, пока сестра Тереза не заперла калитку. Потом он принялся исследовать почву на узенькой полоске земли, которая прилегает к монастырской стене. Но на выжженной, высушенной поверхности земли легкая нога арабского скакуна не оставила никаких следов. Мон осмотрел стену, но не заметил отверстия в стене: дикий шиповник закрывал его, как занавеской.

Между тем Марко объехал вокруг вершины холма и, повернув направо, выехал на большую дорогу со стороны Казы Бьянки и вернулся в Сарагосу широкой аллеей, известной под названием Monte Torrero.