Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

Но, взглянув на лицо Марко, он сразу почувствовал, что ему лучше попробовать разубедить каменную стену, чем его.

Служба продолжалась своим чередом, и с хор лились голоса, поднимаясь и опускаясь, словно морские волны. Служба была простая, лишенная тех театральных эффектов, которые были введены церковью потом, для укрепления слабых душ.

Хуанита оглянулась и увидела, что Мон со сладкой улыбкой на губах стоит на коленях между двумя мрачными фигурами, которые высились по обеим его сторонам, и ей стало смешно.

Наконец Мон встал с колен и остановился в нерешительности. Марко указал ему рукою на Хуаниту. Служба прервалась сама собой, и воцарилось молчание, прерываемое только рыданиями девушки, стоявшей на коленях возле Хуаниты.

Опять громко заиграл орган. Мон вдруг ожил и, подойдя к Хуаните, дотронулся до ее плеча и сделал ей знак идти за ним. Оба священника у алтаря делали вид, что они ничего не знают. Сестра Тереза, погруженная в молитву, смотрела прямо перед собой. Служба возобновилась.

Под предводительством Сарриона все двинулись из церкви в коридор. Хуанита, взглянув на Марко, молча кивнула ему головой на Мона и сделала вслед ему веселую гримасу. Марко тихо шел сзади нее.

Выйдя в коридор, Мон устремил пристальный взор сначала на Хуаниту, потом на Марко: его разбирала досада.

— Это не имеет законной силы, — тихо повторял он, — без особого разрешения.

В ответ Марко вручил ему вторую бумагу, внизу которой виднелась круглая печать Ватикана. Это было обычное разрешение на вступление в брак несовершеннолетней.

— Очень рад, очень рад, — забормотал Мон, заглядывая в бумагу.

Саррион повел всех дальше по коридору. Монах все еще ожидал на изъеденной червями скамейке, прислонившись к стене и закрыв голову руками.

— Он немного ушибся, — просто сказал Марко. — Он вздумал преградить нам путь.

Мон проводил их до входной двери. Потом, ни слова не говоря, он крепко запер ее за ними и вернулся назад в церковь, раздумывая по дороге о том, какие мелкие факты дают иногда истории народа совсем другой оборот. Ибо, выдержи монах нападение Саррионов, будь в двери такая же решетка, как на улице de la Merced, дон Карлос Бурбонский, может быть, надел бы на себя корону Испании.

XIX Кузина Пелигрос

Хуанита была одета в обыкновенную форму воспитанниц монашеской школы: на ней было черное платье и черная мантилья. Поэтому она пошла по улице, не привлекая к себе внимания.

Щеки ее пылали, а глаза блестели от возбуждения. Она шла под руку с Саррионом.

— Как хорошо, что вы пришли, — сказала она. — Я знала, что могу положиться на вас и ничего не боялась.

Саррион улыбнулся и взглянул на Марко, которому пришлось преодолеть все препятствия и который теперь спокойно шел рядом с нею, стараясь закрывать платком разбитую губу.

Хуанита шла между ними и взяла их обоих под руку.

— Вот так, — говорила она со смехом. — Теперь я от всего в безопасности, от всего решительно. Не правда ли?

— Конечно.

Хуанита шла между Саррионами, едва касаясь ногами земли.

— Что ты так смотришь на меня? — вдруг спросила она Марко.

— Ты как будто выросла?

— Конечно, выросла, — серьезно отвечала она.

Она остановилась и вытянулась во весь рост.

— Я на целый вершок выше, чем Милагрос, но она толстеет не по дням, а по часам. Наши девицы уверяют, что она скоро будет похожа на сестру Терезу, которая так высока, что стоит на коленях, а кажется, будто она на ногах. Эта глупая Милагрос всегда плачет, когда ей говорят это.

— Милагрос хочет стать монахиней? — рассеянно спросил Саррион.

Его мысли были заняты совсем другим.

— Боже сохрани! — вскричала Хуанита. — Она говорит, что она выйдет замуж за военного. Не знаю почему. Она говорит, что ей нравится, когда бьют в барабаны. Я ей, бывало, говорила, чтобы она купила себе барабан и наняла бы себе барабанщика. Она очень богата, знаете. Ведь не стоит из-за этого выходить замуж за военного, а?

— Конечно, не стоит, — отвечал Марко, к которому собственно и был обращен вопрос.

— Барабанный бой может ведь и надоесть. Вот как нам надоедает читать молитвы в школе. Я уверена, что она еще подумает прежде, чем выходить за военного. Мне бы этого не хотелось. Впрочем, я забыла…

И она с лукавым видом опять подхватила под руку Марко.

— Ты знаешь, я и забыла, что мы женаты. Впрочем, я ни капли не раскаиваюсь в этом. Я так рада, так рада, что удалось уйти из этой школы. Я ее ненавижу. Я всегда так боялась, что, несмотря ни на что, они сделают из меня монахиню. Вы и не знаете, что значит чувствовать себя беспомощной и в опасности. От этой мысли просыпаешься ночью и жалеешь, что не умерла.

— Ну, теперь все это миновало и умирать незачем, — успокоил ее Марко.

— Наверно?

— Наверно, наверно.

— И я уже никогда более не вернусь в школу? И они не имеют надо мной никакой власти — ни сестра Тереза, ни сестра Доротея, ни сама мать-настоятельница? Вы знаете, ее зовут всегда «матушка». Мы ненавидим ее. И все это теперь прошло.

— Да, — отвечал Марко.