вся состоит из смеси восторга, желаний и неуверенности. Ваши
глаза смотрят слишком добро и доверчиво – где же непреклон-
ность и упрямство металла? Ваша фигура предстала перед мо-
ими жадными любопытными глазами слабой тенью Арнольда
Шварценеггера. Сближение несет на себе, как на блюде, первые
разочарования, а над сближением пылает ореол Идеала.
Вы стоите передо мной, и от Вас сыплются, словно от бен-
гальского огня, тысячи искр разочарований. Я стою, освещенная
Вами. Сближаемся дальше. Все крупнее Ваши черты, все отчетли-
вее Ваша суть, я вижу Вас насквозь, словно передо мной рентге-
новский снимок, вот характер – скелет Вашей натуры; вот Ваши
желания, – кровь и соки Вашей души. Я ужасно разочарована;
сияние Идеала над Вашей головой тускнеет, слабеет, вот остал-
ся только легкий свет, как нимб, – все-таки Вы добрый человек
и приятный мужчина. Выпьем за это, мой дорогой!
Мы выпили.
Я поставил пустой фужер на стол.
– Разочарования стоят на эволюционной лестнице значи-
тельно выше, чем очарования, моя милая, ибо требуют вкуса
и образования; чувства, необходимые для разочарования, более
тонкие, и требования у них к любимым несравненно выше, чем
у влюбленности, для которой достаточно мгновения, симпа-
тичной внешности, грациозной фигуры, подвешенного языка…
Влюбленность вспыхивает от спички кажущегося и освещает
внешнее, лежащее на виду, но разочарования – это глубинные
чувства, они достигают дна, где, как акулы, скрываются сути.
Если влюбленность – это взлет в восторг, то разочарования —
погружения в истину. Каждое прозрение есть победа разума
над чувствами и должно праздноваться как день освобождения
из плена иллюзий…
– Не говорите долго. Эта тема опьяняет. Ах, как хочется лю-
бить! Я начинаю влюбляться в разочарования! Давайте выпьем!
Мы выпили.
Она поставила фужер на стол, прищурила синие, в тусклом
свете кабака, казавшиеся темными, бездонные глаза и стала
смотреть на меня. Ее непокорный рыжий локон лежал на узком
лице и скрывал его часть. Под белой блузкой вздымалась лег-
кими волнами ее грудь. От нее веяло то ароматом летнего луга,
то теплом лесной полянки, то прохладой туманного берега. Ах,
эти обманчивые берега, эти зовущие луга, эта зачарованная
даль. Я почувствовал, что иду к ней. Ее глаза по мере сближения
становились все больше, темнее, глубиннее; я стал погружать-
ся и видел, все больше изумляясь, что она погружается вместе
со мной в эту пьянящую, чудесную, зачарованную глубину про-
зрений. И там, в изумрудной глубине, где лежат влюбленности,