А ведь в один прекрасный день он тоже помрет, и его повезут на кладбище (если, конечно, он не утонет в море или не сдохнет в тюрьме). Интересно, кто пойдет проводить его в последний путь. Рашель? Райзл? А может, вообще кто-нибудь, кого он пока знать не знает? Иногда чужой быстро становится своим. Еще неделю назад он понятия не имел, что живет на свете некая Райзл Затычка, а теперь передал ей все дела.
Макс остановился перед кондитерской. Он не был голоден, но, почуяв запах бисквита, кофе и какао, захотел перекусить. Все-таки удержался: «Если сейчас пожру, аппетит испорчу перед обедом».
В гостинице Максу передали письмо. Множество штемпелей, аргентинская марка. Рашель отправила его в Париж, а оттуда письмо переслали в Польшу. Дата — полтора месяца назад. Писала Рашель как курица лапой, и Макс почти не понимал, чего она хочет. Ясно было одно: она в бешенстве. В письме даже несколько раз попадалось слово «развод».
Когда Рашель вышла за Макса, она вообще не умела ни писать, ни читать. Потом наняла учителя, несколько лет брала у него уроки, но только и научилась, что накорябать адрес да насочинять какой-то тарабарщины, мешая друг с другом испанские и еврейские слова. По сравнению с Рашелью Макс — просто писатель. Буквам его обучили еще в Рашкове, а потом он сам приучился читать газеты и книжки. Он легко запоминал новомодные словечки из пьес в еврейском театре и даже произносил речи на собраниях погребального братства.
Несколько раз перечитав письмо, Макс понял, что у Рашели обострилась экзема, которой она страдает не один год, что она недовольна служанкой Роситой, которая в последнее время совсем обленилась, и что в Буэнос-Айресе дожди и холод. Когда уже Макс вернется домой?
«А правда, когда? И зачем?» — спросил он себя.
Что верно, то верно, поездка уже влетела в копеечку. Может, он теряет уже потому, что находится здесь, а не в Буэнос-Айресе. Но что толку от денег, если жена — не жена и нервы ни к черту? Если Райзл не просто языком мелет, а действительно найдет девушек, которых он сможет увезти в Аргентину, то он не только все расходы отобьет, но еще и неплохо заработает…
Несколько слов Макс так и не разобрал. Почерк ужасный, не поймешь, то ли еврейскими буквами написано, то ли латинскими, так еще и кляксы. Макс уже решил, что не понял — и ладно, не важно, но все-таки снова углубился в письмо.
Вдруг он увидел слово «аниверсарио»[93] и в то же мгновение понял всю фразу: скоро годовщина смерти Артуро.
— Господи, как же я забыл?!
Да, три недели назад исполнилось ровно три года, как Артуро нет в живых…
Макс сидел, уставившись на листок бумаги. Артуро гниет в земле, а он, отец, разъезжает в поисках приключений, гоняется за удовольствиями. Вдруг подумал: «Может, попоститься сегодня?» А смысл? Кому это надо, Богу?
Макс вспомнил сеанс у Школьникова. Нет, это был не Артуро, он же по-польски ни слова не знал. Но все-таки Максу казалось, что он слышит голос сына. И потом, его слова, что он на том свете не один, встретил там деда с бабкой…
В одну секунду Макс принял решение: нельзя больше откладывать поездку в Рашков. Он должен был поехать туда сразу, лишь только прибыл в Польшу. Но все забывал, тянул время. Он просто боялся города, где у него близкие, и на кладбище, и живые.
Неужели человек может думать только о себе? Как это называется? Эгоизм. Ни один преступник не ведет себя так, как он. Даже грабителям и ворам не чужды родственные чувства.
— Какой же я подонок! — воскликнул Макс.
Он хотел распорядиться, чтобы прислуга спрашивала, кто звонит, если его будут звать к телефону. И тут же послышался стук в дверь. Вошла горничная.
— Пана просят к телефону.
— Кто?
— Какая-то панна Тереза.
— Тереза? — Макс не помнил, чтобы у него в Варшаве были знакомые с таким именем. — Наверно, какая-то ошибка, — сказал он, но все-таки вышел в коридор и взял трубку.
Где-то он определенно слышал этот голос. Молодой, но чуть с хрипотцой. Что-то говорит по-польски.
— Я плохо знаю польский язык, — ответил Макс. — Кто это?
В трубке стало тихо, будто женщина на том конце провода задумалась, не ошиблась ли она номером. Потом представилась:
— Это Тереза Школьникова с Длугой улицы.
— Тереза Школьникова! Медиум!
— Да.
— Горничная сказала — панна Тереза, а я не сообразил, что это вы. Откуда вы знаете мой адрес?
— Брат записал.
— Вы, наверно, удивились, что я не пришел на… как бы это сказать… Я был очень занят. Но почему вы звоните? Что-то случилось?
Снова молчание. Максу показалось, что Тереза раздумывает, говорить или повесить трубку. Наконец она продолжила:
— Мы удивились, что вы куда-то пропали… Вы же вчера должны были прийти. Мы вас ждали. Вчера был очень удачный сеанс… Необыкновенно удачный! Просто потрясающий!.. Ваш сын пытался вступить с вами в контакт.
— Мой сын? В контакт?
— Да, он пытался связаться с вами…
— За минуту до вашего звонка я думал и о нем, и о вас… Только забыл, что вас зовут Тереза.
— Да что вы? Это замечательно! Мысли передаются на расстояние. Брат о вас вспоминал, мы все вас ждали…
— А можно прийти сегодня вечером? — спросил Макс.