Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

Госпожа Бодю покинула бренную землю ясным и солнечным январским днем. Две недели она не спускалась в лавку, и за товарами присматривала поденщица. Больная сидела на кровати, обложенная подушками. На бескровном лице живыми оставались только глаза, которые упрямо смотрели на стоящее напротив здание «Дамского Счастья». Мужа расстраивала ее одержимость, иногда он пытался задернуть шторы, но она отчаянным жестом останавливала старика, желая до последнего вздоха видеть монстра, погубившего ее семью. Он отнял у нее дом и дочь, теперь она уходила вместе со «Старым Эльбёфом», теряющим покупателей. В тот день, когда началась агония лавки, ей стало нечем дышать. Почувствовав приближение смерти, женщина потребовала, чтобы муж распахнул оба окна. Стояла теплая погода, солнце накинуло на «Дамское Счастье» золотое покрывало, но спальня супругов Бодю оставалась промозглой и сумрачной. Величественное, празднующее победу здание «Счастья», где за зеркальными окнами переходили из рук в руки миллионы франков, завораживало умирающую. Ее глаза медленно бледнели, цвет склонялся перед тьмой. Они остались открытыми после смерти, и в них стояли непролившиеся слезы.

Все мелкие торговцы квартала снова составили похоронную процессию. Братья Ванпуй пришли, хотя на обоих не было лица после декабрьских выплат, скорее всего последних в их карьере коммерсантов. Бедоре тяжело опирался на палку – из-за трудностей последнего времени у него обострилась язва. Делиньер пережил сердечный приступ, Пио и Ривуар шли молча, глядя под ноги, и выглядели кончеными людьми. Никто не решался завести разговор об отсутствующих: Кине, мадемуазель Татен, многих других, которым предстояло со дня на день «уйти под воду», и тем более о Робино, оказавшемся на ложе страданий. С жадным интересом обсуждалась участь следующих жертв: парфюмера Гронье, модистки госпожи Шадёй, флориста Лакассаня и обувщика Нода, – они пока держались, но в затылок им дышал дракон. Бодю шагал за катафалком, как усталый вол на бойню, в первом траурном экипаже сидел суровый седовласый Бурра.

Дениза выглядела подавленной; за последние две недели на нее свалилось много забот. Пепе она поместила в коллеж, а влюбленный до потери сознания Жан умолял сестру сосватать для него племянницу кондитера. Смерть тетки и следовавшие одно за другим банкротства разрывали ей сердце. Муре попытался утешить девушку, решив, что сделает для ее дяди и остальных пострадавших все, что она сочтет справедливым. Утром она рассказала ему, что Бурра уже стал бездомным, а Бодю закрывает лавку, после чего отправилась утешать стариков.

Бурра она нашла на улице Мишодьер, он стоял на тротуаре, напротив своего дома, откуда был изгнан накануне в результате каверзного трюка поверенного. Муре скупил векселя торговца зонтами и легко добился, чтобы его объявили несостоятельным, а потом приобрел на торгах право аренды. Таким образом, упрямый старик отдал за пятьсот франков то, что не пожелал уступить за сто тысяч. Архитектору, явившемуся с ватагой рабочих, чтобы снести дом, пришлось призвать полицейского комиссара, чтобы выдворить беднягу. Товар продали, из комнат вынесли мебель, сам он сидел, забившись в угол рядом с кроватью, и его из жалости не трогали, но дом разбирать начали. Сняли прогнившую черепицу, и потолки рухнули сами, стены трещали, а Бурра оставался на развалинах, пока не появились полицейские и не пригрозили ему. Старик ушел, провел ночь в меблированных комнатах, а утром вернулся.

– Господин Бурра… – тихонько позвала Дениза.

Он не услышал и не откликнулся, просто стоял, прожигая взглядом людей, уничтожавших фасад его домишки. Через пустые проемы окон виднелись внутренности хибары, убогие комнаты и почерневшая лестница, лет двести не видевшая солнца.

– А-а-а, это вы, – наконец ответил он, узнав Денизу. – Разбойники добились своего…

Девушка промолчала. Она тоже не могла отвести взгляд от поросших мхом камней, рушившихся на землю. Наверху, в углу, на потолке своей бывшей комнаты, она прочла имя «Эрнестина» – буквы вывели пламенем свечки – и вспомнила тогдашнюю трудную жизнь. В те дни в ее душе зародилось сочувствие ко всем бедам сирых и голодных. Рабочим надоело возиться со стеной, и они решили взяться за фундамент.

– Почему бы не прихлопнуть всех разом, а, девочка?! – Бурра хрипло рассмеялся.

Раздался громкий треск, и стена в падении накрыла развалины. Рабочие отбежали назад, понимая, что остальное вот-вот рухнет. Дом умирал – от старости, грязи, вековых дождей и печалей.

– Господь милосердный! – закричал старик, словно его ударили ножом в живот.

Он стоял, застыв, как жена Лота, и смотрел на освободившееся пространство – не мог поверить, что все закончилось в один момент. Боковая стена «Дамского Счастья» освободилась от уродливой прилипалы. Колосс раздавил букашку, одержал решающую победу над слабым и теперь мог занять весь покоренный островок. Прохожие затеяли разговор на повышенных тонах со строителями-разрушителями, ругательски ругавшими старые дома, пригодные разве что для убийства честных граждан.

Дениза попыталась увести Бурра: