Пендервики на улице Гардем

Внезапно ей понадобилось на свежий воздух. Подхватив бинокль, она выбралась через окно на крышу и с тоской оглядела вечернюю улицу Гардем. Как же поступить, что делать с «Сёстрами и жертвоприношением»? Скай вскинула бинокль к небу. Но луна на небе висела молча. Бетти права, времени до Хэллоуина — и до следующего за Хэллоуином чёрного дня — осталось не так уж много. Даже совсем не много. Две с половиной недели. Точнее девятнадцать дней. Точнее восемнадцать дней и двадцать три часа. Но будь у неё хоть восемнадцать лет и двадцать три дня — всё равно их не хватит, чтобы подготовиться к спектаклю. Длинные монологи, вызубренные перед отъездом в Бостон, уже вылетели у неё из головы. Можно, конечно, вызубрить их снова — но что толку, если там между монологами написано: в смятении взирает в глубь сцены, или заключает в объятия Маргаритку (то есть Мелиссу!), или с любовью оборачивается к Койоту (то есть к Пирсону!), или преисполнившись благородства, ждёт, пока жрецы готовятся совершить жертвоприношение.

— Дурацкие ацтеки. Дурацкие жертвоприношения. Дурацкая пьеса, — сказала она вслух. — Это всё из-за Джейн!

Конечно, она понимала, что это в ней говорит малодушие. Как же из-за Джейн, когда Скай сама попросила её написать эту пьесу? Вот Джейн и написала.

Она ведь не виновата, что пьеса получилась такая хорошая и её выбрали для постановки. И мистер Балл тоже не виноват, что он выбрал Скай на роль Радуги. Хотя он, наверно, уже сто раз успел пожалеть о своём выборе — он на каждой репетиции хватается за голову. Скай даже поморщилась, вспомнив, как он это делает. «Скай, ну неужели нельзя произнести это выразительно? Вспомни, ты приносишь себя в жертву ради сестры! Постарайся представить, как ты должна при этом себя чувствовать!»

Откуда ей знать, как она должна при этом себя чувствовать? Никто из её знакомых ни разу не приносил себя в жертву. Тем более ради Мелиссы Патноуд. Но и это бы ещё ладно, можно стерпеть, но в последней сцене ей приходится объяснять Пирсону, что он у неё самый разъединственный и что она его любила и будет любить до гроба, маис тому свидетель. В самом конце, правда, она говорит, что решила посвятить жизнь своему народу, а он пускай себе женится на здоровье на возлюбленной сестре её Маргаритке — но разве этого достаточно, чтобы смыть такой позор?

— Возлюбленная сестра моя! Тьфу!.. — Скай принялась сердито разглядывать звёзды в бинокль. Может, всё же вернуться к варианту «сломанная нога»? Она попробовала ещё раз взвесить все плюсы и минусы падения с крыши, но тут на крышу приземлилось что-то мягкое, из темноты вышел Азимов и стал урчать и тереться головой о колено Скай.

— Глупый ты кот! Не понимаешь, что ли: я терпеть тебя не могу, — сказала она, почёсывая кота за ушком. — И домой тебя не потащу, даже не мечтай. Мне ведь не надо сегодня спасаться от тренировки.

Но через минуту выяснилось, что спасаться всё же надо, — из окна высунулась Джейн и спросила:

— Ну что, продолжим репетиции?

— Да, конечно! Я только сбегаю отнесу Ианте её кота.

— Значит, когда вернёшься, ага?

— Ага.

Скай посадила кота к себе на плечо и поползла по крыше в сторону дерева. Она спускалась по этому дереву раз сто или двести, но ни разу с увесистым котом на плече. Ну что ж. Может, он её сейчас поцарапает, она от испуга свалится вниз и сломает себе ногу — и даже не надо будет ничего специально для этого делать! Сразу решится куча проблем. Но, видно, царапаться Азимову сегодня не хотелось, так что, когда Скай добралась до земли, ноги у неё по-прежнему были целы.

— А ещё меня можно укусить, — посоветовала коту Скай. — Будет инфицированная рана, а никто же не станет выталкивать на сцену человека с инфицированной раной!

Увы, кусаться Азимову тоже не захотелось, и вскоре Скай, безнадёжно целая и невредимая, взбежала на крыльцо Ианты и нажала кнопку звонка.

Когда Ианта открыла дверь, на руках у неё висел Бен в пижамке.

— Вот вам ваш Азимов, — сказала Скай. — Он опять залез на мою крышу.

— Ай-яй-яй, Азимов, — покачала головой Ианта. — Бен, скажи ему, что он плохо себя ведёт.

Но у Бена было своё на уме.

— Касивая, — сказал он, тыча пальчиком в Скай.

— Ну вот, опять, — скривилась Скай. — Зачем он так говорит? — Она спустила Азимова на пол и кышкнула на него, чтобы он шёл в дом.

— Но ты правда красивая, — сказала Ианта.

— И вы туда же! Ой, простите… — Скай сообразила, что это прозвучало не очень вежливо. — Просто я не думаю, что я такая уж раскрасавица. И вообще мне это всё равно. Вот была бы я умная — другое дело.

— Мартин… то есть твой папа… говорит, что ты и так умная.

— Он ко мне необъективен, и я могу это доказать. Вот про Бетти, например, он что говорит?

— Говорит, в ней скрыт огромный творческий потенциал.

— Ну вот, видите? Страшно необъективен. И все родители так. — Скай вздохнула. Ианте хорошо, она правда очень умная. И ей это даже не надо доказывать, она ведь уже астрофизик. Никто не потащит астрофизика на сцену, играть в какой-то ацтекской пьесе.