Пение под покровом ночи

— Эти рассуждения не так уж необоснованны, как может показаться на первый взгляд. Мы с Джемаймой спорили по поводу алиби, что неминуемо повлекло за собой предположение об этом цветочном специалисте.

— Понимаю, — промычал Дейл, не спуская с Джемаймы глаз. — Похоже, мы снова взялись за старое. К тому же эта тема не из приятных, верно?

— Вы абсолютно правы, — холодно заметила Джемайма.

— Милая девочка! — воскликнул Дейл и похлопал ее по плечу.

Тим пробормотал, что пора идти пить чай, и потащил Джемайму на правый борт, где дал выход накипевшему в нем гневу:

— Господи, какой же отвратительный тип! Чего стоит эта его игра в свойского парня! Эта отталкивающая приторность! Эта дутая доброжелательность! — Он склонился над девушкой, повернув голову набок: — Милая девочка, — елейным голоском сказал он и похлопал ее по плечу. Получилось очень похоже.

Джемайма оценила его актерские способности и даже развеселилась.

— Разумеется, я вовсе не думаю, что мы путешествуем в обществе убийцы. Это я так… А теперь, пойдем побеседуем с мистером Всезнайкой.

Мистер Мэрримен бушевал. Он только что обнаружил книгу «Поэзия елизаветинских времен», которую Джемайма оставила на своем кресле, и теперь читал целую лекцию на тему поэзии елизаветинских времен. Разумеется, ее автор — большой авторитет, но мистер Мэрримен ни в коем случае с ним не согласен. В дискуссию оказались втянутыми Аллейн, отец Джордан и мисс Эббот, в то время как мистер Макангус и мистер Кадди оставались в сторонке и наблюдали за происходящим, первый с восхищением, второй со своим обычным видом невежественного превосходства.

Джемайма и Тим присели на палубу, и мистер Мэрримен взглянул на них так, словно они опоздали на занятия, правда по уважительной причине.

— Я самым искренним образом не могу понять, как вы можете ставить «Герцогиню Амальфи» выше «Гамлета» и «Макбета», — говорил отец Джордан.

— Или почему у Шекспира вы особенно выделяете «Отелло»? — пролаяла мисс Эббот.

Мистер Мэрримен полез в карман за таблетками, при этом желчно заметив, что говорить о критериях вкуса бесполезно, ведь у большинства отсутствуют даже его элементарные зачатки. За сим он преподнес своей беспокойной аудитории сравнительную характеристику «Гамлета» и «Макбета». «Гамлет», сказал он, противоречивый, неубедительный и чрезвычайно многословный перепев немецкой мелодрамы. Не удивительно, что сам Гамлет все никак не мог принять решения — его создатель отличался куда более нерешительным характером. Что касается «Макбета», то это попросту бестолковый просчет. Отбросим в сторону язык — и что останется? Скучное, невежественное описание жизненной катастрофы. После чего мистер Мэрримен швырнул в рот содовую таблетку.

— Я совсем ничего не знаю о Шекспире… — начал было мистер Кадди, но его слабый голосок вряд ли мог соперничать с громоподобным гласом мистера Мэрримена.

— Хорошо, что вы в этом признаетесь, — гремел он. — Позвольте мне дать вам совет не ломать мозги над «Макбетом».

— И все равно шекспировского языка не зачеркнуть, — возразил Аллейн.

— Что-то я не помню, чтобы высказывал предположение, будто этот тип не владел словарем, — парировал мистер Мэрримен. Он принялся восхвалять классическое построение «Отелло», атмосферу неизбежности, которой проникнута «Герцогиня Амальфи» Уэбстера.[6] В самом конце своей лекции заявил, что уважения заслуживает финальная сцена из «Лира».

Вдруг в разговор с неожиданным жаром ввязался мистер Макангус.

— Что касается меня, то, мне кажется, «Отелло» почти испорчен этим эпизодом в самом конце, когда Дездемона оживает, разговаривает, а потом, как вы знаете, умирает. Женщина, которую задушили насмерть, разговаривать не сможет. Это нелепица.

— А что на этот счет думает медицина? — спросил Аллейн у Тима.

— Патологическое правдоподобие в данном случае неуместно, — вмешался мистер Мэрримен. — Здесь необходима условность. С художественной точки зрения крайне необходимо, чтобы Дездемона после того, как ее задушили, кое-что сказала. Вот она и заговорила.

— Все равно, давайте послушаем мнение знатока, — сказал Аллейн и обратил взгляд на Тима.

— Я бы не сказал, что это абсолютно исключено. Разумеется, физическое состояние Дездемоны не может быть досконально передано актрисой — в первую очередь возмутились бы мы, зрители. Скорей всего, все дело в том, что Отелло задушил ее не сразу, и на какое-то мгновение она могла прийти в себя и заговорить.

— Но позвольте, доктор, — раздался робкий голосок мистера Макангуса. — Я ведь сказал «в том случае, если задушили насмерть». Насмерть, понимаете?

— А разве где-то в тексте говорится, что Дездемона задохнулась сразу? — вмешалась в разговор мисс Эббот.