Пение под покровом ночи

— Ага! Это только говорит о том, что у вас хороший вкус. Поскольку мне не хватало учебных часов, моим ужасным уделом было каждый божий вечер во вторник сидеть среди юношей средней прослойки и низкого интеллекта и «созерцать» (мерзкое слово!) фиглярства этого типа. Позвольте, сэр, ознакомить вас с тем, что он там вытворяет. В одной своей программе он рекламирует женские купальные костюмы, а в другой подстрекает публику нести ему беды. И, представьте себе, идиотки идут! Представляете? Вот перед вами эта простофиля. Она не в фокусе, поэтому она останется вам неизвестной. Обратившись лицом к несчастной и к вам в одно и то же время, залитый светом, на вершине своего еретического (я умышленно использую это прилагательное, ибо перед нами духовное лицо), я повторяю, еретического превосходства, стоит эта личность, которую вы имеете счастье лицезреть сейчас, только добавьте еще косматую растительность, которая якобы придавала его физиономии какую-то там индивидуальность.

Аллейн смотрел на мистера Мэрримена и думал о том, как много потерял сей господин от того, что по его наружности нельзя сказать, что злоба кипит у него внутри. Ведь своей внешностью он напоминает всего лишь капризного ребенка.

— А теперь, представьте себе, начинается этот ужасный процесс обсуждения, — сердитым шепотом продолжал мистер Мэрримен. — Подопытный кролик сообщает этому субъекту и тысячам телезрителей одновременно интимные подробности из ее (это, повторяю, как правило, бывает женщина) личной жизни. Он предлагает свое разрешение проблем, его благодарят, ему аплодируют. Он прихорашивается и приступает к новой жертве. Ну, и что вы думаете обо всем этом? — вопрошал мистер Мэрримен.

— Тут просто нет слов, — сказал Аллейн.

— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — взмолился отец Джордан и изобразил комически отчаянную гримасу. — Мистер Мэрримен, вы, помнится, говорили, что убийца, страдающий шизофренией…

— Безусловно, вы слышали о том, как он опозорился во время одной из своих последних передач, — бесцеремонно прервал священника мистер Мэрримен. — «Умбиликус Глобулар леди Агаты», — торжественно процитировал он и разразился неприятным смехом.

— Послушайте, я в отпуске, поэтому мне, честное слово, не хотелось бы взывать к своему авторитету священника. — Прежде чем мистер Мэрримен успел что-нибудь вставить, отец Джордан сказал, слегка повысив голос — Вернемся, как, кажется, говорил какой-то толстячок из сказки, к нашему предпоследнему разговору. Меня весьма заинтересовало то, что вы мне рассказали о преступниках-одиночках. Какую книгу вы мне посоветовали прочитать? Если не ошибаюсь, вы сказали, что ее автор — американский психиатр, не так ли?

— Не помню, — закапризничал мистер Мэрримен.

— Случайно не «Выставка насилия» Фридерика Уэртама? — подсказал Аллейн.

— О, так вы тоже знаток этого дела. — Отец Джордан с явным облегчением повернулся к Аллейну. — И, надо сказать, знаток образованный.

— Нет, я всего-навсего любитель. Кстати, почему всех так интересует насилие? — Он взглянул на отца Джордана. — Что вы думаете по этому поводу, сэр?

Отец Джордан пребывал в нерешительности, его опередил мистер Мэрримен.

— Убежден, что перед людьми стоит выбор: либо читать об убийствах, либо совершать их самим, — сказал он.

— Спасительная раковина?

— Мимикрия. Так называемое антисоциальное побуждение находит себе прибежище в социально допустимом русле. Мы совершаем наши преступления, находясь от них на безопасном расстоянии. Все мы в душе дикари. — Мистер Мэрримен беззаботно сложил на животе руки. Казалось, к нему снова вернулось хорошее настроение.

— Вы согласны с этим? — спросил Аллейн у отца Джордана.

— Мне кажется, мистер Мэрримен имеет в виду так называемый первородный грех. Если это так, я с ним полностью согласен.

Внезапно над маленьким обществом нависло молчание, и реплика Аллейна была похожа на брошенный в лужу камень.

— Возьмем в качестве примера хотя бы этого душегуба, что ли, который, как пишут в газетах, сопровождает убийство розами. Как вы думаете, что за всем этим кроется?

Молчание продолжалось секунд пять.

— Не розами — гиацинтами, — поправила Аллейна мисс Эббот. — Цветами, которые имеют несколько разновидностей. — Она подняла голову от книги и устремила взгляд на миссис Диллинтон-Блик. — Тепличными цветами. Ведь дело было зимой. Правда, в первый раз, по-моему, это были подснежники.

— А во второй — гиацинты, — подхватил мистер Мэрримен.

Обин Дейл кашлянул.

— Ну, теперь я вспомнил! — воскликнул Аллейн. — Конечно же, это были гиацинты.

— Ужасно, ужасно, — со смаком твердила миссис Кадди.

— Кошмарно просто, — кивал головой ее супруг. — Подумать только — гиацинты!

— Бедняжки! — вырвалось у мистера Макангуса.

— По-моему, я что-то слышал об этих цветах по телевизору, — сказал мистер Мэрримен с наигранной наивностью собирающегося напроказничать ребенка. — Что-то очень забавное. Вы помните, что это было такое?

Все старались упорно не смотреть в сторону Обина Дейла, даже отец Джордан не нашелся что сказать.