Пенсия для киллера

Рю велел ей обращаться с Чо как с сестрой, поскольку разница в возрасте у них была всего пять лет. Но Когти все-таки держалась почтительно, чтобы создать внутренний барьер и не дать себе проникнуться чувствами к Рю.

— Сколько раз повторять, что отвечать надо прямо и по делу?

Когти вздрогнула от назидательно-строгого тона. Она подняла глаза и увидела, как Рю зажал между губ сигарету. Тогда Когти взяла коробок и чиркнула спичкой, надеясь, что рука дрожит не слишком заметно, и постаралась как можно убедительнее произнести:

— Мне неудобно быть для вас обузой.

Она подавила свои чувства и подобрала более приемлемое определение: обуза. Каждое проведенное рядом с Рю мгновение отпечаталось у нее в голове, в руках, конечностях, спине, шее. Запах травы и пороха в глухом лесу, где он учил ее стрелять. Его прикосновение, когда он, стоя позади, выправлял ей осанку и говорил: «Стой прямо, руку подними повыше». При этом он подталкивал ее голени мыском ботинка: «Расставь ноги, голову вверх». Ее осанка и телодвижения были вылеплены его руками. И хотя в реальной работе большинство навыков ей не пригодилось, она послушно пригибалась, или лежала плашмя, или висела вниз головой, непреложно исполняя все указания Рю.

И если иногда она все-таки нарушала эту непреложность, то в таких случаях, как сейчас: с помощью маленькой хладнокровной лжи.

— И всего-то? — отмахнулся Рю. — Положить на стол лишнюю ложку к обеду — это не обуза. Ты работаешь только на меня, и от тебя толку во много раз больше, чем затрат на твою кормежку. Так что не волнуйся.

Да ведь дело вовсе не в кормежке! Как он может не замечать страданий собственной жены? Или просто притворяется, что ничего не видит? Когти подавила желание тяжело вздохнуть.

— Мне будет сложнее, если ты будешь находиться в другом месте, — заявил Рю. — Так что прекрати дурить.

Когти понимала, что его серьезный тон и выражение лица продиктованы стремлением удержать не женщину, а лишь полезного работника, подручного. Но где-то в глубине ее сердца разлилось тепло.

— Я же не собираюсь уходить.

— Все равно. Ты будешь приезжать сюда? Ради такой работы? В этом нет смысла. Не заставляй меня пожалеть о том, что я потратил время на твое обучение.

— Не беспокойся, я не нанесу тебе удар в спину после всего того, что ты для меня сделал. Я не собираюсь открывать собственную компанию и уводить у тебя клиентов. Мы можем и дальше работать вместе…

— Об этом я не беспокоюсь. Я знаю, что ты ничего подобного не сделаешь. Потому что тебе…

— Потому что мне?.. — Когти поставила на стол стеклянную пепельницу, опасаясь услышать: «Потому что тебе нужен только я».

— Неважно. Но больше мы это обсуждать не будем. — И Рю в раздражении размял сигарету.

Вошла Чо с десятимесячным ребенком за спиной и поставила на столик рядом с ними тарелку с фруктами. Она двигалась бесшумно, и когда керамическая тарелка опустилась на стеклянную столешницу, не раздалось ни звука. Взгляд Чо, должно быть, выражал спокойствие и доброту, но Когти не посмела поднять голову и посмотреть на жену Рю. И в то же время она испытала облегчение, что в тот момент, когда Чо вошла, голос у Рю был таким суровым. «Ты все видела? Я не виновата. Это твой муж не отпускает меня. Так что не смотри на меня так, будто злодейка здесь я. Я никогда не произнесу вслух того, о чем не смею и мечтать… даже если тебя тут не будет».

А потом Чо и ребенка не стало.

Однажды Рю и Когти вернулись из пятидневной командировки и обнаружили тело Чо с ребенком на руках в комнате Когти на втором этаже. Ей нанесли шесть ножевых ударов: в спину, грудь, руки и ноги. Но причиной смерти, судя по всему, стал удар тупым предметом по затылку. Похоже, Чо загнали в угол около входной двери, и вместо того, чтобы броситься к телефону в гостиной, она перехватила ребенка со спины на руки. У Чо не было возможности вырваться из квартиры мимо нападавшего, поэтому она, истекая кровью и прижимая к себе ребенка, побежала в комнату Когти и заперлась там. На окне с одной стороны были установлены металлические решетки, а с другой — защитный экран. Чо, должно быть, попыталась его снять: с полуоторванного экрана свисали тупые ножницы из набора Когти. Но Чо не успела закончить, потому что дверь проломили чем-то вроде ручного топорика, и она инстинктивно бросилась к ребенку, которого оставила на кровати. Понимая, что все кончено, она изо всех сил прижала к себе дитя в благородном порыве избавить его от страданий. У ребенка не было никаких ран; видимо, он даже не успел закричать. Квартира находилась в густонаселенном районе, но даже если кто-то и проходил в этот момент мимо и слышал, как плачет ребенок, то наверняка решил, что дети постоянно плачут, потому что хотят есть, или замерзли, или просто устали. Нападавшие положили тело ребенка рядом с матерью, возможно отдавая последнюю дань почтения мертвым, и накрыли дитя руками матери, пока не наступило посмертное окоченение.

— Я же говорила тебе! — Когти стукнула Рю в грудь. — Я говорила, что надо все бросить и поспешить домой.