Пенсия для морского дьявола (СИ)

«Да, Хеху, тебя тут любят» не удержался я от сарказма. «Внутренняя шиза» промолчала.

— Ты наконец одумался, Хеху и пришёл сдаваться? — сурово сдвинул брови отец.

— С хера ли? — я аж прыснул от удивления я. Потом качнул головой, добавил с лёгкой усмешкой, — нет.

— Ты обязан это сделать, Хеху!

Грозный рык патриарха смешался с репликой Акахаты:

— Зачем же ты пришёл?

И тут же, без паузы влезла его жёнушка:

— А я говорила, что девчонка его подкармливает! За едой он пришёл, нахлебник! Семье еды не хватает, а она беглого преступника кормит!

— Заткнись, тварь, — оборвал я Фиву, — пока я сам тебя не заткнул. Мужчины разговаривают. Иль почувствовала себя хозяйкой в доме? Мои отец и мать ещё живы... А ты, — не удержался, — не укоротишь язык, можешь их и не пережить!

— Что?! Что ты сказал, выродок?! — побагровел Акахата, сжимая кулаки и, одновременно, одергивая за руку готовую взорваться жену.

— А ты ещё не мужчина! — вякнул вдогонку средненький. — Ты не прошёл обряда!

Но им я не ответил. Демонстративно глядя только на отца, проговорил:

— Я услышал, что к моей сестре наконец-то посватался Энеле, и она скоро станет его женой. Разве мог я не прийти и не поздравить единственную, кто меня любил в этой семье? — осознав сказанное добавил, — кроме мамы, конечно.

Дом хоть и стоял в сторонке от площади, но всё ж не в зарослях, то там, то здесь мелькнули заинтересованные лица соседей. Я тут же опустил голову, будто разглядывая что-то на земле. Отец тоже заметил невольных зрителей.

— Пойдём-ка в дом, поговорим.

И первый прошагал мимо меня внутрь.

— Откуда у тебя оружие? — отец уже уселся в центре стены, противоположной от входа, на небольшом чурбаке. По бокам, прямо на полу, пристроились браться. Мама и Фива ушли в соседнюю комнату, утащив с собой и Хаэату.

Я остался стоять у входа, разве что сместился, чтоб в проеме не маячить. Опёрся о копье.

— Какая разница, — хмыкнул я, — самое главное, что оно есть.

— Запрещено брать в руки оружие всем, кроме людей войны! — подтявкнул Эруэра. — Что-то я не вижу на тебе татуировок воина.

«Вам шашечки или ехать?» чуть не ляпнул я, но вместо этого криво поинтересовался:

— И кто же это сказал?

— Так сказали боги, Хеху! — продолжая удерживать насупленные брови, весомо обронил отец. — Это закон!

Ну что они за люди? Воины таращатся и языками дразнятся, этот вон — хмурится, сейчас наверно лицевые мышцы сведет от напряжения.

— Если вам боги что-то такое сказали, так вы и не берите, — усмехнулся я, — а со мной они не разговаривали, — развёл руками. — И ничего такого не рекомендовали.

Сказать, что братья при этом охренели — не сказать ничего. Изумление и испуг смешались на лицах, и даже как будто постарались отодвинуться от меня ещё дальше — ну как прилетит молния с небес, покарать богохульника, а они за компанию под раздачу попадут!

Отец тоже дрогнул в лице, но удержался и продолжил:

— Ты должен сейчас же пойти в деревню и сдаться Ситу или Ману!

— Ого! И кому это я должен? — сквозь усмешку изобразил вопрос на лице я.

— Прежде всего — семье! — припечатал отец, прихлопнув для солидности кулаком по коленке. — Семье надо, чтоб ты прекратил бегать и скрываться. И ты это сделаешь! — он шарахнул кулаком. — Ради семьи!!!

Ага-ага. Когда-то, очень-очень давно, молодой лейтенант Константин Мантин легко вёлся на подобные лозунги: «Родине надо, чтоб ты стал подводным диверсантом!» Хотя чего греха таить, в спецназ я пошёл добровольно и с большим желанием. Зато, в других ситуациях, «на слабо» или на «ты должен» ловился просто влет. Но вот только сейчас-то я уже не тот «юноша бледный со взором, горящим». Сейчас я из тех, кто считает, что «спасибо это слишком много, можно просто деньгами?»

Поэтому я пожал плечами:

— Не хочу.

Отец даже подавился, побагровел:

— Я ослышался?

— Нет. Могу повторить по буквам, — усмехнулся, — и даже флажным семафором, если со слухом проблемы. Не. Хочу.

— Да как ты смеешь перечить отцу?! — патриарх вскочил на ноги, наклоняясь вперёд, как борец перед схваткой. Кулаки сжаты, косматые брови сдвинуты до отказа.

Видимо, я должен был испугаться...

— А я всегда говорила, никогда этот приблудный не будет вам благодарен, — влезла со своей половины Фива. — Семья может пострадать, а ему хоть бы хны! Надо было ещё при рождении этого ублюдка удавить!

«Бах» — в проход на спальную половину было видно, как мать влепила невестке звонкую оплеуху.

— Заткнись, Фива, — резанул по ушам неожиданно резкий голос матери. — Он. Мой. Сын.

— Но не Хохепы! — в запале выкрикнула жена старшего брата, держась за щеку.— Это все знают!

На секунду в доме повисла тишина, что вполне можно было назвать звенящей. Мать задохнулась от возмущения, что-то хотела крикнуть в ответ, не смогла, и, спрятав лицо в ладонях, бросилась на улицу.

У отца выступили желваки, он сначала порывисто обернулся к Фиве, но, тут же, развернулся к старшему сыну:

— Научи свою жену держать язык за зубами! — с нажимом выговорил он.

Акахата вспыхнул от обвинения, с усилием задавил вспышку гнева и недобро повернулся к жене.