Пенсне для слепой курицы

— Очень просто, — сказал Крылов. — Поскольку по вашей милости никто не знал, как Катя оказалась в том доме, оперативники начали расследование с ответа на самый главный вопрос: «Кому это выгодно?» Сразу же проверили ее имущественные права, вышли на фирму, принадлежавшую ее мужу и Михаилу. Так что Михаил был первым, кого они взяли в оборот. Видимо, он не выдержал и раскололся. Или, как нам сообщили, чистосердечно признался.

— А Серафима? — тут же спросила я. — В ее гибели Шапкин и его люди тоже не виноваты?

— Мазуренко уверяет, что они понятия не имели ни о какой аудиокассете и о Серафиме Кругловой ровным счетом ничего не знали.

— Черт побери!

— А вот ваши мужья… — тихо заметил Крылов. — Здесь совсем другое дело. Судя по всему, это было изобретение Шапкина — именно таким образом запугивать людей, которых они использовали в своих интересах. Шапкин делал на своем бизнесе колоссальные деньги. Вам даже вообразить себе трудно, о каких суммах идет речь. Поначалу, конечно, на их счету не было кровавых дел. Но после того, как одна жертва шантажа устроила им веселую жизнь, парни решили, что простые угрозы — не слишком надежное средство. К тому времени они уже распробовали вкус больших денег. Так что…

— Выходит, о нашем с девочками клубе они не знали?

— Шапкин до сих пор об этом не догадывается, — подтвердил Крылов. — А Мазуренко удостоился такой чести только вчера.

У меня в голове вертелся еще какой-то вопрос, но я никак не могла сосредоточиться. Горчаков то и дело отвлекал меня своими пристальными взглядами, нежными, но незаметными для окружающих прикосновениями.

Наконец пришло время расставаться. Вера с Глебом и Ирочка засобирались домой. Крылов вызвался отвезти Липу.

— Я тебя провожу, — сказал Горчаков.

— Да зачем? Я ведь на машине, — как мне казалось, легкомысленным тоном ответила я, копаясь в сумочке.

Горчаков подошел поближе и произнес так тихо, чтобы другие не услышали:

— Но мне хочется тебя проводить!

Я решила дать ему шанс. Интересно, когда мы останемся наедине, расскажет он мне правду об Альбине или нет?

— Ну хорошо, поехали, — пробормотала я. — Только учти, прав у меня нет.

Но Горчаков продолжал тянуть резину. В конце концов мы остались в квартире одни.

— Нам надо поговорить, — мрачно сказал он.

— Поговорить можно и в машине.

— Нет, нам надо серьезно поговорить.

Я присела на стул и приготовилась слушать. В течение последующих десяти минут он разглагольствовал о своих чувствах: мол, он не ожидал, что может испытывать столь сильное влечение к женщине, что для него это настоящее потрясение, и так далее, и тому подобное. К концу его речи я была в ярости. Не только потому, что, его, похоже, вовсе не интересовали мои чувства, но и потому, что он так ничего и не сказал мне про Альбину. Я решила спросить сама.

— А как же твоя жена? — Я сверлила его взглядом.

— Моя жена? — Горчаков явно растерялся, и я понимала, почему!

— Моя жена не может помешать нашим отношениям, — наконец нашелся он.

— А вот и может, — не согласилась я. — Она существует, и с этим нельзя не считаться.

— Не думаю, что тебе нужно из-за этого переживать, — пробормотал Горчаков, приближаясь ко мне. — Говорю тебе: эта проблема решаема.

Он обхватил меня за талию и притянул к себе. И тут я его оттолкнула двумя руками. Он отпустил меня и пошатнулся. Размахнувшись, я залепила ему пощечину, сопроводив ее весьма выразительным комментарием:

— Негодяй!

— Кто? Я? — Горчаков непроизвольно схватился за щеку, глядя на меня большими растерянными глазами. — Не понял…

— Где же тебе понять? — Я схватила свою сумку и, рванув дверь, бросилась вниз по ступенькам. — Можешь меня не провожать! — крикнула я на бегу. — Кстати, я увольняюсь! Так что, если не выйду на работу, можешь не беспокоиться!

— Марина! — закричал Горчаков сверху.

Но я была для него уже вне зоны досягаемости. Конечно, если бы он сломя голову бросился меня догонять… Но он этого не сделал.

Кусая губы, я ехала по направлению к своему дому. Меня раздирали противоречивые чувства. Может, я напрасно сорвалась? Ведь Горчаков — мечта всей моей жизни. И я только что узнала, что он свободен да к тому же неравнодушен ко мне. Чего же мне еще надо?

Другая часть моего сознания протестовала изо всех сил. Он не говорил о любви, только о симпатии. И он не признался, что Альбина — его сестра, а не жена! Он все еще не доверял мне. Иными словами, Горчаков собирался начать наши отношения не лучшим образом — со лжи и недоверия. Меня это никак не устраивало. «Лучше уж вообще ничего, чем такие отношения», — в который раз подумала я.

Поглощенная душевными переживаниями, я совершенно позабыла о той занозе, которая сидела в моем сердце и время от времени напоминала о себе тревожным покалыванием. Я несколько раз пыталась понять, что же такое меня беспокоит, но не могла сосредоточиться.