Пентаграмма

Отто щелкнул мышью на «Save», сохранил, закинул руки за голову и с довольным урчанием откинулся на спинку кресла. Теперь он контролировал все здание с молодыми студентами и студентками. Было бы у него больше времени, он, возможно, установил бы камеры в комнатах, разумеется втайне от жильцов, – малюсенькие «рыбьи глаза» вместе с российскими микрофонами, – там, где их никогда не найдут. Похотливые молоденькие медички «aus Norwegen».[18] Можно было бы смонтировать целую пленку и потом продавать через знакомых. Чертов паскудник Волер! И как он только пронюхал про Аструпа и склад в Аскере? Эта мысль бабочкой промелькнула в голове Отто и исчезла. Он давно подозревал Аструпа в том, что он платит кому-то, кто прикрывает его грешки.

Он закурил. Даже не верилось, что на экранах – прямая трансляция. Больше похоже на фотографии: ни в желтых коридорах, ни на лестницах не заметно ни малейшего движения. Спят еще, наверное, но через пару часиков, надо полагать, выглянет тот тип, который в два часа зашел в триста третью комнату к даме. Та выглядела пьяной и почти готовой. Он – просто готовым.

Отто вспомнил Эуд Риту. Они познакомились на вечеринке у Нильса, который уже тогда лапал ее своими пухлыми ручищами. В тот вечер она протянула Отто маленькую белую ручку и пробормотала: «Эуд Рита», а ему показалось, будто она тихо выругалась.

Отто тяжко вздохнул.

Паскудник Волер до самой полуночи бегал вокруг с громилой из отряда быстрого реагирования. Рядом с автобусом они втроем: Отто, Волер и начальник отряда – обсудили обстановку. Чуть позже появятся специально натренированные ребята и по трое распределятся в дальних комнатах коридоров на каждом этаже. Итого двадцать четыре человека в черном, в специальных масках, с оружием и гранатами со слезоточивым газом. Стоит объекту постучать в дверь или попытаться проникнуть в комнату, по сигналу из автобуса они начнут действовать. Отто ждал этого с нетерпением. Он пару раз видел их в деле, и это было увлекательное зрелище: вспышки, грохот, словно на рок-концерте, и в обоих случаях объекты просто замирали в оцепенении, а через пару секунд все было уже кончено. Ему объяснили, что в этом-то и штука: напугать объект так, чтобы он был не в силах пошевелиться и оказать какое бы то ни было сопротивление.

Отто загасил сигарету. Ловушка поставлена. Ждем зверя.

Полицейские собирались подойти к трем. Кроме них, по указанию Волера, никто не имел права ни войти в автобус, ни выйти из него. День обещал быть долгим и жарким.

Плюхнувшись на матрац, Отто подумал: «Интересно, а что сейчас происходит в триста третьей?» Ему сейчас очень не хватало его кровати. Скрипа, качания. И Эуд Риты.

В то же самое мгновение за спиной Харри захлопнулась входная дверь. Он стоял, собираясь прикурить первую за сегодня сигарету, и смотрел на небо, прикрытое легкой утренней дымкой, сквозь которую казалось, что солнце за эти дни слегка выгорело. Сегодня он выспался. Сон был глубоким, долгим и безо всяких сновидений. Даже как-то не верилось.

– Ну и вонища сегодня будет, Харри! По телевизору обещали рекордную жару – после девятьсот седьмого.

Это кричал Али, сосед снизу, хозяин бакалеи «Ниязи». Как бы рано Харри ни вставал, они с братом уже работали вовсю.

Али поднял швабру и на что-то указал. Приглядевшись, Харри увидел кучку собачьего дерьма. Вчера вечером, когда там стояла Вибекке, его еще не было. Наверное, кто-то рассеянный выгуливал собаку утром и забыл убрать.

Он посмотрел на часы. Уже день. Через несколько часов у них будет ответ.

Харри глубоко затянулся. Смесь никотина и свежего воздуха наполнила легкие – система снова заработала. Впервые за долгое время Харри почувствовал вкус табака, кстати даже приятный, и на секунду забыл, что скоро может потерять все. Работу. Ракель. Душу.

Потому что был день.

И начался он хорошо.

Действительно, как-то не верилось.

Харри заметил, что она обрадовалась, услышав его голос.

– Я переговорил с отцом. Ему это даже больше понравилось, чем Олегу. И Сестрёныш туда собирается.

– Премьера? – переспросила она с веселыми нотками в голосе. – В Национальном театре? Вот это да!

Иногда – как сейчас, например, – ей нравилось говорить с нарочитым воодушевлением, но Харри все равно был рад.

– Что наденешь? – спросила она.

– Ты еще не ответила: да или нет?

– Отвечу.

– Костюм.

– Который?

– Посмотрим… Наверное, тот, что я купил на Хегдехёугсвейен на позапрошлое семнадцатое мая.[19] Ну, знаешь, такой серый с…

– Это ведь единственный твой костюм, Харри!

– Тогда точно его.

Она рассмеялась. Ее смех был таким же мягким, как ее кожа, и таким же нежным, как поцелуи, и Харри он нравился больше всего на свете.

– Тогда я за вами заскочу в шесть, – сказал он.

– Хорошо. Но, Харри…

– Да?

– Не думай, что…

– Знаю. Это просто поход в театр.

– Спасибо, Харри.

– Да было бы за что…

Она опять засмеялась. Холе знал, что, стоит ей прийти в нужное расположение духа, он может заставить ее смеяться над всем на свете. Они становились как бы одним целым. Одна голова, одна пара глаз. Даже говорить ничего не нужно было. Достаточно просто указать.