Пентесилея

Вам известно,
Что та, чье имя вымолвить мне страшно
И чей рассудок юный помутило
Желание любимым обладать,
На поединок яростный с ним вышла,
Всем, что вселяет страх, вооружась.
На бой она явилась с метким луком,
Ведя с собой слонов и псов рычащих.
Сама война гражданская, когда,
Как кровью залитое привиденье,
Она, неумолимая, свои факел
В цветущие бросает города, —
И та не столь дика, не столь свирепа.
Ахилл же — о, глупец! — послал ей вызов
Лишь для того, как уверяют в войске,
Чтоб дать ей над собой возобладать,
Затем что он — как боги всемогущи! —
И сам, плененный юностью ее,
Идти с ней был согласен в храм Дианы.
Друзей оставив позади, он к ней
Подходит, полный радостных предчувствий.
Она ж к нему бросается со сворой
Ужасных псов. Тогда, вооруженный
Лишь легким дротиком — и то для вида,
Тревожно он поводит головой,
Бежит назад, на месте замирает
И вновь бежит, как молодой олень,
Рычанью льва в ущелье дальнем внявший.
Кричит он, задыхаясь: «Одиссей!» —
С тоской глядит вокруг, зовет Тидида
И вновь к друзьям пытается бежать.
Но, всадницами от своих отрезан,
В отчаянье вздымает руки к небу
И прячется, несчастный, за сосною,
Склонившей ветви темные к земле.
Тем временем со сворой, как охотник,
Холмы и лес обшаривая взглядом,
Царица приближается к нему,
И в миг, когда он раздвигает ветви,
Чтоб пасть к ее ногам, она кричит:
«Рога оленя выдали. Попался!»
И лук свой напрягает исступленно,
Так, что концы друг друга лобызают,
И целится, и тетиву спускает,
Пелиду шею пронизав стрелой.
Тот надает. Победно воют девы,
Но жив еще несчастнейший из смертных.
Он на колени привстает с трудом,
Стрелу, хрипя, из горла извлекает,
Вновь надает, встает и хочет скрыться.
Но тут царица с воплем: «Тигр, ату!
Ату, Меламп, Леена, Гиркаон!» —
Бросается к нему — о Артемида! —
И рвет с него, как сука, шлем гривастый,
Распихивая набежавших псов.
Они впились в него — кто в грудь, кто в шею.
Он падает — так, что земля дрожит,
Катается с царицей в алой луже
И, нежных щек ее касаясь, стонет:
«Пентесилея, неужели это —
Тот праздник роз, что ты сулила мне?»
Она ж — хотя ему вняла бы даже
В пустыне зимней рыщущая львица,
Которая от голода рычит, —
С него доспехи ратные сдирает
И запускает зубы в грудь ему,
С неистовыми псами состязаясь:
На нем повисли справа Сфинкс и Окс,
Царица — слева. Кровь у ней струилась
И с рук и с губ, когда я подошла.

Полная ужаса пауза.

Вот, женщины, и все. Рассказ мой кончен.
Что ж вы молчите? Дайте знак, что живы.

Пауза.

Первая жрица(рыдая на груди второй)