– Статус Восемнадцать, мы не можем применять в главном стволе мощное оружие, там ценнейшие тросы подвески. Мы ведь так и не наладили их производство, это запас оттуда, из прошлого. Серьезная поломка в стволе приведет к гибели страны, по крайней мере к огромным сложностям.
– А сейчас у нас что, сложностей убавилось?
– Мы выбьем их оттуда, статус Восемнадцать. Разрешите вооружить седьмой легион оружием из арсенала «Ларец-3»?
– Нет, там слишком мощные прибамбасы для нашего маленького домика. Постарайтесь продержаться так. И вообще поменьше болтайте о «Ларце», – отрезал Аргедас, отсылая статуса Шестнадцать, и повернулся, разыскивая глазами Хадаса. – Статус Ноль, ко мне.
Хадас знал, чем заканчивают нерасторопные подчиненные в этом подземном королевстве равноправия, и рванулся вперед, как будто состоял на этой почетной службе лет двадцать. Диктатор не стал его ждать, а двинулся в сторону двери. Два охранника молча следовали позади. Они продефилировали не очень далеко, и, когда оказались в небольшом помещении, Аргедас жестом велел страже отодвинуться подальше. Он, видимо, включил свою «глушилку», потому как обратился к собеседнику по имени:
– Хадас, вы случайно не разучились водить летающие машины? Как помнится, вы хвастали, что способны оседлать любую?
Хадас молчал, не зная, куда он клонит.
– Вот, ознакомьтесь, – сказал диктатор, подавая ему массивную папку. – Из помещения не выходить. За вами присмотрят. Напрягите извилины, засиделись вы без дела. Даю на все про все полтора часа.
Хадас открыл папку: это была подробнейшая инструкция по управлению летательной машиной неизвестного ему типа.
Он появился позади них, маленький, босой и бесшумный, словно привидение. Он всегда так материализовывался около своих жертв, правда, теперь их было трое, но велика ли разница, если ты не ведаешь страха, а после начала нападения в каждую секунду врагов будет становиться меньше и меньше, но зато количество деликатесов возрастет. Он был очень голоден, но сейчас думал о деле, это была не простая охота – это была опасная охота, самая опасная в его жизни. Он достал из специального крепления на поясе свое изобретение – острую как бритва, изогнутую и плоскую стальную пластину. Это была его гордость, он звал ее «бумеранг», хотя она совсем не походила на свой австралийский прототип, но от нее пошла его кличка: за умелое, волшебное мастерство метать ее его и боялись окружающие. Он бесшумно приблизил ее к лицу и поцеловал, благословляя на подвиг. Люди были уже близко, и их вооруженные приборами глаза засмотрелись в противоположную от него сторону. Статусы-легионеры ровным счетом ничего там не видели, но задача нападающих с той, перекрываемой пулеметом, стороны была привлекать внимание пулеметчиков, что они и делали. Периодически за поворотом штрека слышался подозрительный шум, как будто там таскали с места на место что-то тяжелое, и тогда солдаты открывали бешеный огонь: они все время боялись, что противник успеет до их очереди разместить в противовес им какую-нибудь пушку, тогда им станет некуда прятаться, потому как рядом не было никаких ответвлений и ниш.
Смерть, выбравшая своим посланником тщедушное тельце недокормленного в младенчестве подростка, была уже рядом, а они все еще не чувствовали ее. Когда импровизированный бумеранг родил музыку, от стремительного скольжения по газообразной среде обитания человека, один из них – первая жертва – повернул голову на непривычный звук. Малолетний убийца, метнувший оружие, знал, что так бывает всегда, он не ведал, почему так происходит, но жертва-цель безошибочно угадывала момент и оборачивалась к вертящемуся лезвию вовремя. Это было колдовство, как и ориентация в катакомбах, и оно происходило вновь. Бумеранг легко вошел в горло, обрывая свою песнь: он мгновенно резал кадык, аорту, жилы и нервы на своем пути. Он застрял только в позвонках, почти срубив голову. Статус с неизвестным, но не очень высоким, судя по одежде, номером упал, а руки еще хотели двигаться и делали это. Бумеранг был уже рядом, он уже вынул свое оружие из поверженного и успел метнуть вновь, когда до людей дошло, что на них происходит нападение с тыла. Но один из них уже падал, скрючиваясь и загибаясь вокруг распоротого живота и роняя свою электрическую дубинку, а другой никак не мог увидеть происходящего, он только секунду назад оторвался от окуляра, и сейчас его глаза никак не хотели перестроиться в этой сплошной тьме. А Бумерангу было некогда доставать свое грозное оружие, тот, второй, извиваясь, завалился куда-то вперед, через груду мешков с песком, и там шумно умирал, визжа как свинья. И тогда пришлось пользоваться тяжелым, древним, совершенно ему непривычным пистолетом. Не зря он не любил эти штучки-дрючки: с четырех шагов он смог попасть в пулеметчика только с пятого выстрела. Оба они, и жертва и палач, чуть не оглохли с непривычки, так громко стреляла эта древняя штуковина.
И только теперь Бумеранг смог броситься доставать свое любимое оружие, а заодно и диетическое питание.