Пепел

И вновь взметнуться хочет

Большой кленовый лист.

Депешами стрекочет

В окне телеграфист.

Служебный лист исчертит.

Руками колесо

Докучливое вертит,

А в мыслях — то и се.

Жена болеет боком,

A тут — не спишь, не ешь,

Прикованный потоком

Летающих депеш.

В окне кустарник малый,

Окинет беглый взгляд —

Протянутые шпалы

В один тоскливый ряд,

Вагон, тюки, брезенты

Да гаснущий закат…

Выкидывает ленты,

Стрекочет аппарат.

В лесу сыром, далеком

Теряются пески,

И еле видным оком

Мерцают огоньки.

Там путь пространства чертит…

Руками колесо

Докучливое вертит;

А в мыслях — то и се.

Детишки бьются в школе

Без книжек (где их взять!):

С семьей прожить легко ли

Рублей на двадцать пять: —

На двадцать пять целковых —

Одежа, стол, жилье.

В краях сырых, суровых

Тянись, житье мое!—

Вновь дали мерит взором —

Сырой, осенний дым

Над гаснущим простором

Пылит дождем седым.

У рельс лениво всхлипнул

Дугою коренник,

И что-то в ветер крикнул

Испуганный ямщик.

Поставил в ночь над склоном

Шлагбаум пестрый шест:

Ямщик ударил звоном

В простор окрестных мест.

Багрянцем клен промоет —

Промоет у окна.

Домой бы! Дома ноет,

Без дел сидит жена,—

В который раз, в который,

С надутым животом!..

Домой бы! Поезд скорый

В полях вопит свистком;

Клокочут светом окна —

И искр мгновенный сноп

Сквозь дымные волокна

Ударил блеском в лоб.

Гремя, прошли вагоны.

И им пропел рожок.

Зеленый там, зеленый,

На рельсах огонек…—

Стоит он на платформе,

Склонись во мрак ночной,—

Один, в потертой форме,

Под стужей ледяной.

Слезою взор туманит.

В костях озябших — лом.

А дождик барабанит

Над мокрым козырьком.

Идет (приподнял ворот)

К дежурству — изнемочь.

Вдали уездный город

Кидает светом в ночь.

Всю ночь над аппаратом

Он пальцем в клавиш бьет.

Картонным циферблатом

Стенник ему кивнет.

С речного косогора

В густой, в холодный мрак —

Он видит — семафора

Взлетает красный знак.

Вздыхая, спину клонит;

Зевая над листом,

В небытие утонет,

Затянет вечным сном

Пространство, время. Бога

И жизнь, и жизни цель —

Железная дорога,

Холодная постель.

Бессмыслица дневная

Сменяется иной —

Бессмыслица дневная

Бессмыслицей ночной.

Листвою желтой, блеклой,

Слезливой, мертвой мглой

Постукивает в стекла

Октябрьский дождик злой.

Лишь там на водокачке

Моргает фонарёк.

Лишь там в сосновой дачке

Рыдает голосок.

В кисейно-нежной шали

Девица средних лет

Выводит на рояли

Чувствительный куплет.

1906–1908

Серебряный Колодезь

В ВАГОНЕ

Т.Н. Гиппиус

Жандарма потертая форма,

Носильщики, слезы. Свисток —

И тронулась плавно платформа;

Пропел в отдаленье рожок.

В пустое, раздольное поле

Лечу, свою жизнь загубя:

Прости, не увижу я боле —

Прости, не увижу тебя!

На дальних обрывах откоса

Прошли — промерцали огни;

Мостом прогремели колеса…

Усни, мое сердце, усни!

Несется за местностью местность —

Летит: и летит — и летит.

Упорно в лицо неизвестность

Под дымной вуалью глядит.

Склонилась и шепчет: и слышит

Душа непонятную речь.

Пусть огненным золотом дышит

В поля паровозная печь.

Пусть в окнах — шмели искряные

Проносятся в красных роях,

Знакомые лица, дневные,

Померкли в суровых тенях.

Упала оконная рама.

Очнулся — в окне суетня:

Платформа — и толстая дама

Картонками душит меня.

Котомки, солдатские ранцы

Мелькнули и скрылись… Ясней

Блесни, пролетающих станций

Зеленая россыпь огней!

Август 1905

Ефремово

СТАНЦИЯ

Г. А. Рачинскому

Вокзал: в огнях буфета

Старик почтенных лет

Над жареной котлетой

Колышет эполет.

С ним дама мило шутит,

Обдернув свой корсаж,—

Кокетливо закрутит

Изящный сак-вояж.

А там — сквозь кустик мелкий

Бредет он большаком.[1]

Мигают злые стрелки

Зелененьким глазком.

Отбило грудь морозом,

А некуда идти —

Склонись над паровозом

На рельсовом пути!

Никто ему не внемлет.

Нигде не сыщет корм.

Вон: — станция подъемлет

Огни своих платформ.

Выходят из столовой

На волю погулять.

Прильни из мглы свинцовой

Им в окна продрожать!

Дождливая окрестность,

Секи, секи их мглой!

Прилипни, неизвестность,

К их окнам ночью злой!

Туда, туда — далеко,

Уходит полотно,

Где в ночь сверкнуло око,

Где пусто и темно.

Один… Стоит у стрелки.

Свободен переезд.

Сечет кустарник мелкий

Рубин летящих звезд.

И он на шпалы прянул

К расплавленным огням:

Железный поезд грянул

По хряснувшим костям —

Туда, туда — далеко

Уходит полотно:

Там в ночь сверкнуло око,

Там пусто и темно.

А всё: в огнях буфета

Старик почтенных лет

Над жареной котлетой

Колышет эполет.

А всё: — среди лакеев,

С сигары армянин

Пуховый пепел свеяв,—

Глотает гренадин.

Дождливая окрестность,

Секи, секи их мглой!

Прилипни, неизвестность,

К их окнам ночью злой!

1908

Серебряный Колодезь

КАТОРЖНИК

Н.Н. Русову

Бежал. Распростился с конвоем.

В лесу обагрилась земля.

Он крался над вечным покоем,

Жестокую месть утоля.

Он крался, безжизненный посох

Сжимая холодной рукой.

Он стал на приволжских откосах —

Поник над родною рекой.

На камень упал бел-горючий.

Закутался в серый халат.

Глядел на косматые тучи.

Глядел на багровый закат.

В пространствах, где вспыхивал пламень,

Повис сиротливый дымок.

Он гладил и землю, и камень,

И ржавые обручи ног.

Железные обручи звоном

Упали над склоном речным:

Пропели над склоном зеленым —

Гремели рыданьем родным.

Навек распростился с Сибирью: