Пепел

– Так лучше, – сказал он, глядя в зеркало на козырьке, и улыбнулся мне.

Не спорю.

Мы тронулись и поехали в центр города. Было светло, хотя солнце уже начало медленно опускаться к горизонту. Я всегда любила такое время суток, потому что мне нравился мягкий свет, который окружал все вокруг. Высокие дома стояли, окутанные легким сиянием, в окнах отражался желтовато–оранжевый цвет. Все вокруг выдавало приближающиеся сумерки, окутанные тайной. В общем — красиво.

Презентация, как назвал ее Эрик, проходила в лаунж–баре гостиницы Раддиссон, на двадцать четвертом этаже. Если быть точной, то на двадцать пятом. Этажом ниже был бар для посетителей и постояльцев, двадцать пятый был доступен только под бронь. Здесь я справляла свадьбу.

Супер.

Мы поднимались в отдельном лифте в кампании молчаливого администратора отеля. Он неловко улыбался, поглядывая то на меня, то на Эрика.

– Я вас узнал, — прощебетал он, глядя на меня

– Откуда? – я повела бровью, пытаясь подавить любопытство

– Вы у нас свадьбу справляли. Я видел вас на фотографии. Кажется, это было лет пять назад, или шесть, быть может...

– Шесть, — тихо выдала я, опуская глаза в пол лифта.

– Как ваш муж? – бесцеремонно спросил парень, и Эрик напрягся.

– Мой муж погиб, — ответила я, поднимая глаза.

– О, простите, я не хотел... – начал мычать администратор, двери лифта открылись, и он попятился к выходу, потупив взгляд.

Эрик взял меня за локоть и тихо сказал:

– Если хочешь, его здесь завтра не будет

– Не нужно. Пошли, нас ждут.

Он приобнимает меня за талию, устанавливая свои невидимые права, мы входим на площадку, и я вдыхаю прохладный июньский воздух. Под нами уже начинают загораться огни, где–то вдали солнце уходит за горизонт. Я бросаю взгляд на старый город с его высокими шпилями и флюгерами, потом на новые здания, не сочетающиеся с ними, и улыбаюсь. Я давно не видела вечерний Таллинн с этой высоты.

Эрик взял два бокала с шампанским с подноса официанта, и протянул один мне.

– Пить не обязательно, но держать в руках придется, – он улыбнулся и кивнул паре, стоящей неподалеку от нас. Отпил немного и потянул меня за собой. – Пошли. Мне нужно немного поработать лицом.

Мы подходили ко всем и каждому, здоровались и кивали. Эрик говорил преимущественно по–эстонски, изредка переходя на английский. Я не сразу поняла, почему, учитывая, что он прекрасно владеет русским языком. Позже он разъяснил:

– В эстонской среде есть большой пунктик по этому поводу, – шепнул он мне, когда мы стояли в стороне, – Обычно, заслышав русскую речь, эстонцы переходят на английский, даже если прекрасно владеют русским. Меня это бесит, – вздохнул он, проводя губами по моим волосам.

– Если бесит, почему ты так делаешь? – поморщилась я.

– Так принято, – он пожимает плечами, и улыбается Игорю, стоящему в дальнем углу площадки.

Я ничего не ответила, просто уставилась в свой бокал с выдохшимся шампанским. Я ходила, теребя длинную хрустальную ножку уже полчаса, и меня это начинало раздражать. Когда Эрик отошел поздороваться с Игорем и какими–то мужчинами, я поставила бокал на поднос официанта, проходящего мимо, и выдохнула. Так–то лучше.

К середине вечера я чувствовала себя как собака, у которой вместо шеи пружина, и она качается от каждого движения. Видели такие фигурки в машинах? Голова туда–сюда, туда–сюда. Странное ощущение. Еще хуже, было постоянно улыбаться. Иногда, мне казалось, что мое лицо треснет от натужных улыбок и фальшиво–радостных: «Tere[3]».

К концу вечера я не выдержала:

– У вас татуировка? – спросила высоченная блондинка наигранно высоким голосом, глядя на мою руку.

Она была, как силиконовая долина – вся сплошь из бокса и силикона. На две головы выше меня, плюс шпильки. Волосы цвета расплавленного золота, но слегка потемневшие корни выдавали фальшивость этого оттенка. Брови неестественно поднимались домиком, отчего ее хотелось «обнять и плакать».

– Да, и не одна, – оскалилась я, пытаясь изобразить улыбку.

– А мне свою пришлось вывести. Сделала по молодости какой–то китайский иероглиф. Хорошо, что шрама не осталось, – она изящно дотронулась до шеи, видимо в том месте и была несчастная наколка.

– Зачем вывели?

– Как же, милочка. Не по статусу, – блондинка брезгливо поморщила нос и поглядела на меня сверху вниз, как слон на мошку.

Я вздохнула, и качнула головой. Я хотела бы ответить что–то ехидное, но ее единственным и неоспоримым достоинством было то, что она первая заговорила со мной по–русски. Уже за это, я готова была ей простить все, даже этот надменный взгляд.

В этот момент Эрик приблизился ко мне, и снова приобнял за талию. Его спутник, лысоватый низенький мужчинка лет сорока тоже приобнял, только не меня, а блондинку.

– О чем беседуете, дамы? – поинтересовался на родном мне языке ее спутник.

– Милый, у нее татуировка. Это так свежо, – пролепетала дылда, и меня передернуло.

Я подняла руку и показала псалом на предплечье, просвечивающий сквозь тонкую ткань.

Дура я, надо было водолазный костюм одеть.

– Интересно, – пробормотал папик, жадно сверкнув глазами.

О, он любит тату? Что ж, блонди явно ошиблась на его счет.