Пепел

Было уже после полудня, когда подготовка к отражению нападения была более или менее закончена. Пока солдаты таскали на крестьянских носилках землю и навоз, переносили бревна и другие тяжести, они измазались в грязи, вспотели, а главное проголодались. Был дан сигнал на отдых. Солдатам разрешили подкрепиться. Те уселись на земле и принялись было расстегивать ранцы и добывать манерки, когда вдруг через поле по вспаханной земле прискакал офицер из кавалерии Рожнецкого. Он быстро отдал рапорт командующему и во весь опор через Пухалы помчался к Михаловицам. Сокольницкий спокойно ел кусок хлеба с холодным мясом. Он поискал глазами Ольбромского и приказал ему:

– Скачите вдоль ольшаника и болот к Пухалам. Там будет дорога, которая ведет на кладбище. Обогните кладбище с той стороны и как можно дальше выезжайте в открытое поле, на небольшие пригорки прямо против Рашина. Оттуда внимательно смотрите по сторонам, особенно на Ляски, Янчевицы и Лешноволю. Как только заметите что-нибудь интересное, скачите ко мне с рапортом.

Рафал послал коня в указанном направлении и вскоре выехал за кладбище. Грунт там был полегче, песчанистей. Земля не липла к копытам, даже немного пылила. Конь бежал резвой рысью, а в душе всадника словно медный голос могучего набатного колокола, пела радость жизни.

Юноша окреп духом, воодушевился. Он узнал особое упоение, неизъяснимое, наивысшее упоение опасностью и разрушением, как при виде пожара, охватывающего в темную ночь бревенчатые строения деревни, ее частые соломенные кровли и обезумевших людей. Ему как будто и жаль, и страшно, и больно, а на самом деле им владеет неслыханная радость. Человеческий стон окрыляет душу, крик отчаяния возбуждает ее, как ветер птицу, а зрелище высоких огненных столбов дыма доставляет ей бесстыдное наслаждение.

Около корчмы под названием «Уют», на дороге, ведущей к Янчевицам, так же, как и накануне, стояла конница Рожнецкого. Часть ее можно было еще увидеть под Надажинским лесом, за Сенкоцином. Не обнаружив никакого движения этой конницы и выждав довольно долго, Рафал проехал дальше, чтобы с небольшой возвышенности окинуть взглядом более широкий горизонт. В эту самую минуту польская конница стала медленно-медленно рассыпаться эскадронами и отступать по направлению к Соколову, Коморову, Пенцицам. Краски вдали переливались в чудных лучах апрельского солнца, в густой дымке, которой окутались, подсыхая, поля. Вдруг клубы тумана, дымившегося над полями, дрогнули, точно рассеченные надвое ножом. Огромный сизый столб взлетел над уходящими эскадронами и вслед за ним над всей окрестностью, словно раскатистый окрик, пронесся громозвучный гул. Рафал весело рассмеялся. С радостью он воскликнул:

– Ага! Наконец-то!

Второй раскат, третий. Потом два почти одновременно.

– Ну! Ну! – вызывал их всадник. – Бей же, бей!

Точно отвечая на его призыв, грянули снова залпы: раз, два, три, четыре! Минута тишины – и опять, все чаще и чаще. Столбы сизого дыма и удивительно круглые или продолговатые его кольца тяжело понеслись по направлению к Лешноволе. Ряды польской конницы быстро расстраивались, снова соединялись и, все время отступая, мерным шагом шли по направлению к Пенцицам. Ольбромский увидел среди ровных полей покинутый «Уют». Напрягая зрение, он вгляделся и в далекой дымке заметил серые, движущиеся тучи. Казалось, далекий-далекий, изрезанный просеками лес приближался к нему по полям.

– Идут… – прошептал Рафал.

Сердце забилось у него в груди при виде необозримых толп. Какие-то слова, лишенные смысла и связи, звучали в ушах. Глаза не могли наглядеться. Ноги до того одеревенели, что он не в силах был дать шпору коню.

Рафал оставался на этом поле до тех пор, пока конница Рожнецкого не отошла настолько, что стала казаться таким же движущимся серым лесом. Орудийные залпы смолкли. Только ряды становились все более и более явственными. Юноша уже ясно видел сверкающий лес штыков, движения ног, краски… Кавалеристы выдвинулись вперед. Сначала можно было различить только масть коней; но вскоре обозначились цвета мундиров гусар наместника с ротами пандуров и кайзеровскими гусарами на флангах под командой генерала Шаурота, и, наконец, показалась бригада генерала Шпета.[556] Вся кавалерия на рысях мчалась к «Уюту».