Но Анна ответить не успела, с парапета соскочила еще одна банда красавиц. Я немедленно сделал неприступное кислое лицо, помощи Анны мне не понадобилось, красавицы разочаровались быстрее, чем в первый раз. Но пара штук еще некоторое время тащились за мной. Кажется, они ругали Анну. Или задирали ее.
– Смешные, – сказал я.
Анна презрительно сказала что-то по-испански, я не понял.
Прошли еще с полкилометра.
– Эй! – Это на парапете большая компания.
«Эй» на любых языках «эй», мало ли к кому? Я не стал оборачиваться. И вдогонку к «эй» еще кое-что сказали, видимо, очень смешное – потому что компания засмеялась вся. И в ладоши захлопали, и засвистели.
Анна, не оборачиваясь, ответила. И ей ответили. Анна покраснела, прикусила губу и отвернулась.
Снова послышался смех, и в этот раз я точно понял, что это в нашу сторону. Анна попыталась меня остановить, но я все-таки оглянулся.
Парень с толстыми негритянскими губищами, но не черный, а так, полубелый скорее. Он ухмылялся, шагал за нами и кривлялся. Хотя и не парень, а мужик скорее. Да, мужик, с пузцом. Он мне безобидным сначала показался, тут таких много веселилось. Но он был другой, я заметил это, когда он приблизился.
Лучше всего люди определяются по обуви и по рукам, у этого были пухлые ладони с ухоженными пальцами и чищеные туфли с вытянутыми носками. Есть такая особая порода людей – где бы они ни ходили, у них всегда чистая обувь, раньше я думал, что у них идеальное чувство равновесия, и они в грязь не вляпываются, теперь знаю, что у них всегда с собой чистящая губка в футляре.
Одет хорошо. Не так, как местные. Дорого. В клетчатом пиджаке для гольфа, ткань толстая и как будто всегда новая.
И глаза. У местных в глазах никогда угрозы нет, подходит к тебе такой баскетбольный негрила, предлагает такси до Гондураса, а не страшно, видно, что опасности никакой, а этот… Другой. Опасный. То есть я сразу почувствовал эту опасность. В движениях. В наклоне головы. Что-то знакомое в нем было, я его словно знал. Хотя все гопники, даже пришедшие в возраст, похожи друг на друга. Но этого я…
Этот клетчатый мужик имел свернутые в трубки уши, точно у него к вискам были приклеены толстые коричные бигуди. Я сразу представил его почки.
Да, почка. Идет в биоскоп.
– Слушай, друг, тебе чего надо? – спросил я.
Я понял, что зря это произнес. Потому что вся эта банда тут же на меня посмотрела.
Анна насторожилась. Напряглась. А этот клетчатый прищурился и облизался. Анна потянула меня в сторону, но не успела утянуть.
Он плюнул мне под ноги. Остальные подтянулись ближе. Думаю, они не хотели меня бить, просто весело им было.
– Гусанос, – сказала Анна негромко.
Негромко так, но я услышал.
Клетчатый тут же побордовел от ярости, а его товарищи опять рассмеялись и забулькали языками. Быстро и нехорошо они вдруг оказались вокруг нас полукругом, а клетчатый протянул руку и ткнул Анну пальцем в щеку. Друзья клетчатого загоготали еще веселее, а я почти кинулся на него, Анна остановила, чуть качнув головой.
Анна молчала, смотрела на него, в глазах бешенство кипело. И еще такое… незнакомое. Как в новых фильмах, где в первой сцене Раневская велит высечь Лопахина на конюшне, а в последней он, обряженный в кожан и с револьвертом на боку, сладострастно оттаптывает ей ногу в трамвае. Так вот, в глазах у нее как раз такое выражение и было. Мне оно чрезвычайно понравилось.
Клетчатый мужик еще что-то сказал, затем указал на океан и ухмыльнулся. Затем он указал пальцем на меня, указал на Анну, сделал быстрое движение руками, хлопнул правой ладонью по левому сжатому кулаку и причмокнул. Его спутники тоже запричмокивали. Ну я понял, что он хотел сказать, чего уж тут непонятного, я не дурак.
– Пойдем отсюда, – Анна потянула меня за руку. – Пойдем.
– Да не, я, кажется, пять куков уронил, – сказал я. – Сейчас…
В этот раз она не успела меня остановить.
Простая и действенная штука, тренер показывал после занятий. Делаешь вид, что запнулся, проваливаешься на левую ногу, неловко, но быстро шагаешь вперед, опираешься на правую, апперкот, все.
Главное успеть поймать придурка, чтоб с размаху башкой на асфальт не приложился, ну, это если кто гуманист. Я успел, я гуманист. Хорошо получилось, попал в подбородок, коротко, хлестко, без толчка, так что этот герой и башкой не дернул, раз, съехал мне в объятия, вывалив язык.
– Эй, брателло! – я похлопал его по спине. – Тебе нельзя так пить! Да еще в такую жару!
Я осторожно опустил его на асфальт, повернул на бок, чтобы языком не подавился. Хлопнул по щеке костяшками.
Клетчатый пошевелился и глаза открыл. Нормально, жить будет.
– Солнечный удар, – пояснил я и улыбнулся.
Так улыбнулся, чтобы поняли – лучше не рисковать.
Поняли. Не стали.
– Пойдем, – теперь уже я взял Анну за руку.
Хорошо я себя чувствовал, очень. Бугаю лет тридцать с лишним было, круглый такой, борзый, а я его с полтычка. Повезло, отработал на факторе неожиданности, зато красиво.