Пепел Бикини

Кубосава, усевшись на чистой циновке с газетой в руках, с любопытством прислушивался к ее разъяснениям по поводу «кагами-моти».

Оказывается, эти круглые сухие ковриги делаются по образу и подобию счастливого зеркала, при помощи которого в незапамятные времена боги выманили из пещеры обиженную богиню света Аматэрасу.

— А почему? — спросила Ясуко у бабушки.

— Как же? Разве Ясу-тян не знает, что солнышко приносит нам свет и тепло? Солнышко и есть сама великая Аматэрасу, наша прародительница. Она дает свет и счастье. Вот бабушка и испекла «кагами-моти», чтобы в новом году в наш дом пришло счастье…

— И «сусу-хараи» вы тоже делаете для этого?

— Конечно! Нельзя пыль и грязь переносить из старого года в новый: не будет удачи.

— Значит, в прошлом году мать убрала дом не так, как надо… — не удержался Кубосава.

— Что вы, что вы, Сюкити-сан! Нельзя так говорить: удача может обидеться!

Кубосава вздохнул. Удача… Конечно, со стороны могло показаться, что он достаточно удачлив. Стотонная шхуна, на которой он служил, принадлежала толстому Нарикава, одному из самых уважаемых людей в Коидзу. Хозяин благоволил к нему за почтительность и усердие, а также за то, что он в свое время был в армии и понимал толк в дисциплине.

Зарабатывал Кубосава не очень много, но все же гораздо больше, чем простой рыбак. Кроме того, должность радиста ставила его в привилегированное положение — он входил в рыбацкую аристократию, состоящую, как известно, из капитанов, начальников лова — сэндо и радистов.

В общем, оснований жаловаться на судьбу у него не было. А между тем счастье упорно обходило его домик, в котором он жил с женой, двумя дочками и старухой-тещей. Дело в том, что «Счастливому Дракону» не везло. Своего названия он не оправдывал, возможно, потому, что был десятым «Счастливым Драконом», зарегистрированным в списках государственной инспекции морского промысла. Как бы то ни было, улов, а следовательно, и доля в наградных с каждым рейсом становились все меньше и меньше, а во время последнего плавания несчастливая шхуна попала в индонезийские воды и была задержана за браконьерство.

Воистину несчастный год! Хорошо еще, что удалось откупиться от пограничников уловом. Обычно такие дела кончались конфискацией орудий лова и даже самой шхуны и шестимесячным тюремным заключением для всей команды во главе с капитаном.

Неудачи «Счастливого Дракона» выводили толстого Нарикава из себя. Правда, хозяин мог утешаться тем, что все сошло благополучно. Как-никак, шхуна осталась цела, снасти не отобраны, и сам он не был вовлечен ни в какие неприятности. В этом проявилась одна из важнейших рыбацких традиций. Пограничники соседних стран, задержавшие японских браконьеров в своих водах, могут сколько угодно опрашивать капитана, сэндо и команду, всех вместе и каждого в отдельности, — задержанные будут дружно и угрюмо, чем бы это им ни грозило, отстаивать два положения: во-первых, в чужие воды они зашли по незнанию, во-вторых, сделали они это сами, по своей воле, без ведома и, конечно, вопреки воле хозяина.

Но факт остается фактом. Шхуна приносила убытки. И если для самого Нарикава это было большой, но все же только неприятностью, то для команды это было вопросом жизни. Сюкити Кубосава в последнее время еле-еле сводил концы с концами. Правда, у него были кое-какие сбережения, а также возможность подработать на берегу: дешевые отечественные радиоприемники, которыми пользовалось большинство его земляков, не отличались высоким качеством. Но зато не отличалась высоким качеством и одежда, которой пользовалась его семья, особенно одежда девочек, целыми днями возившихся на огороде или носившихся со сверстницами по улице. Сильно подорожал рис и другие продукты. Сбережения таяли, и никаких побочных заработков не могло хватить на жизнь.

Кубосава забыл о тех временах, когда вечером можно было всласть посидеть с приятелями в какой-нибудь «унагия»[10].

— Ничего, — утешала его жена, — скоро снова начнется сезон, и вам обязательно повезет. Только бы продержаться до первого рейса, а там вы получите аванс… Вспомните только, как плохо было во время войны!

Что ж, она права. Нет ничего ужаснее, ничего непоправимее, чем война. В памяти Кубосава еще свежи воспоминания о страшных событиях 1945 года, когда он, ничтожный ефрейтор, полумертвый от голода и страха, сидел, скорчившись, над своей рацией и прислушивался к оглушительному грохоту зениток и зловещему гулу американских бомбардировщиков «Би-29», идущих на Токио. Зенитки до сих пор черными пугалами торчат из заросших травой капониров на вершине горы, под которой расположен Коидзу.

Хорошо, что все это позади. И все же… Бедная Ацу! Ей тяжело, она отказывает себе во всем и старается скрыть это. И девочки, они давно не видели от него подарков…

Кубосава отбросил газету и поднялся. Не годится предаваться мрачным мыслям в канун Нового года. В новом году все, несомненно, будет по-другому. Счастье в дом, черт из дома! Сегодня последний день старого года, день забвения всех пережитых невзгод. Он хлопнул в ладоши.