Он не ошибся. На следующее утро всех разбудил рев моторов. Громадный, сверкающий на солнце транспортный самолет военно-воздушных сил США проплыл над островом, развернулся и пошел на посадку. Выше него в бездонной синеве неба серебристыми мушками кружились девять реактивных истребителей. Самолет приземлился в северной части острова, где не было построек, и все удивились искусству, с которым пилот посадил многотонную махину в каких-нибудь пяти метрах от берега. Истребители, сделав прощальный круг, улетели.
Из здания управления вышло начальство. Полковник Смайерс и Болл спешили к самолету, остальные — к рабочим баракам.
— Пятнадцать человек к башне, устанавливать лебедку, — задыхаясь от быстрого бега, крикнул старший десятник, — тридцать — на разгрузку… Пяток останется при мне. Скорей, ребята, самолет еще сегодня должен улететь обратно!
Чарли и Дик попали на разгрузку. Из открытого люка им передали по одному небольшому ящику, плотно обитому фанерой.
— Все ящики — к башне! — распорядился высокий, худощавый человек в коротких штанах, темных очках и тропическом шлеме. Он прилетел на самолете и, по-видимому, был важной персоной, если судить по почтительности, с которой к нему обращались Смайерс и Болл.
Отходя, Дик и Чарли слышали, как он сказал десятнику:
— Послушайте… как вас… Распорядитесь, чтобы ящики складывали не штабелем, не в кучу, а по одному прямо на землю. Понимаете? А вы, Болл, проследите…
Ящики оказались невероятно тяжелыми. Их было очень много, и на каждом из них номер. Несколько человек разбирали и перекладывали их таким образом, чтобы большие номера оказались ближе к башне, а маленькие — дальше.
Вслед за небольшими ящиками из самолета выгрузили большие, продолговатые, затем появились огромная динамомашина и еще какие-то механизмы в дощатых решетках, набитых стружкой. Все это складывалось возле башни.
К вечеру разгрузка была закончена, и самолет улетел. Человек в тропическом шлеме остался. Он придирчиво осмотрел и пересчитал все выгруженное имущество, зачем-то потрогал некоторые ящики и распорядился накрыть все брезентом. Затем, недовольно брюзжа, подошел к лебедке.
— Вы уверены, что она не сорвется с фундамента? — сердито спросил он Болла.
— Совершенно уверен, генерал, — бодро ответил Болл, но, когда тот ушел, обратился с тем же вопросом к десятнику.
— Не беспокойтесь, мистер Болл. Полторы тонны она выдержит свободно.
— Учтите, — Болл строго посмотрел на десятника, — если хоть один из этих ящиков сорвется… — Он сжал губы, повернулся и быстро пошел к дому.
Неделя, прошедшая после прилета самолета, была, пожалуй, самой беспокойной на острове. Люди спали не более трех — четырех часов в сутки. А человек в тропическом шлеме, казалось, не спал совсем. Его лицо, обтянутое шелушащейся кожей, запекшиеся губы, сухие, яростные глаза жутким видением нависали над падающими от усталости людьми.
— Живее!
Это было единственное слово, которое они слышали в палящем мареве тропического дня и в душной мгле ночи, когда, согнувшись под тяжестью таинственных ящиков и стальных листов, брели к башне. И каждый вздрагивал, услышав этот скрипучий, лишенный интонаций голос.
Люди были словно загипнотизированы. Высушенные неистовым солнцем, потеряв всякое представление о времени, они работали, как автоматы.
— Живее! — повторял человек в тропическом шлеме.
— Люди устали, сэр, — робко заметил однажды Болл, когда тот, брызжа слюной, тыкал сухим пальцем в голую спину рабочего, свалившегося в тени.
— Люди? — Бесцветные глаза человека в шлеме выкатились, как у омара. — Люди устали, говорите вы? Ну и что же?
Болл втянул голову в плечи.
— Мы подготавливаем грандиознейший эксперимент, а вы толкуете об усталости. Да вы что, с луны свалились, мистер… э-э… Голл?
— Болл, сэр…
— Тем более… Какое значение имеет усталость? Разве я отдыхаю?
Двадцать пятого февраля снова наступила передышка. Человек в тропическом шлеме не показывался. Рабочие топтались вокруг башни, как бы впервые увидев это странное сооружение. Вершины башни уже не было видно, ее окружала широкая круглая площадка, сделанная из дырчатых железных листов. Туда вела лестница, похожая на пожарную, с большими промежутками между перекладинами и с туго натянутым тросом вместо перил. Туда же уходил двойной трос от лебедки и тянулся толстый, многожильный кабель от динамомашины.
— Любопытно, что будет за начинка, — заметил один из рабочих.
— Ничего нет любопытного, — отрезал подошедший Болл. — Сейчас надо распаковывать ящики. Начинайте от башни.
И они принялись за дело. Фанерная упаковка и стружки усеяли все пространство. Лебедка поднимала наверх один за другим странные блестящие предметы, похожие на толстые короткие трубки; несколько человек в белых халатах принимали их и уносили куда-то.
При распаковке присутствовал человек в тропическом шлеме. Из узкого, обитого войлоком длинного ящика извлекли какой-то очень тяжелый продолговатый металлический баллон и погрузили его на тележку.
— Осторожнее! — предупредил человек в тропическом шлеме.
Это было неожиданно. Он не сказал: «Живее!». Он сказал: «Осторожнее!».