Пепел феникса

…Они опоздали. Это стало ясно задолго до того, как Андрей Васильевич и Степка добрались до места. Костер уже не горел ярким пламенем, лишь тускло тлел, а летний ветер разносил по округе тот особенный горелый дух, который уже никогда не забыть.

– Матерь божья. – Андрей Васильевич торопливо перекрестился, достал из-за пояса пистолет. – Степка, это ж выходит, не того косоруковские ребятки взяли?

– Тише вы, барин, – шикнул на него Степка и вскинул ружье. – Может, он еще тута ошивается…

Мысль была дельная и очень своевременная, Андрей Васильевич согласно покивал едва различимому в предрассветной темноте слуге, махнул рукой, чтоб тот шел следом. Сказать по правде, страшно ему было до дрожи в коленках, а ладони взмокли так, что то и дело приходилось вытирать их об штаны, но к страху примешивалось и еще кое-что. Азарт, чистейший, даже какой-то первобытный, охотничий азарт.

Запах гари становился все гуще и невыносимее, а чаща, в которую они со Степаном вломились, все непролазнее. В таком-то буреломе еще попробуй двигаться тихо! Даже если захочешь, то не получится. Утешало одно – душегуб, если он, конечно, еще не ушел, тоже не прошмыгнет мимо незамеченным.

Словно в ответ на эти мысли где-то совсем рядом громко хрустнула ветка. Андрей Васильевич совершенно бездумно, не выискивая цель и не прицеливаясь, нажал на курок. Звук от выстрела эхом прокатился по лощине и тут же вернулся к ним со Степкой громкой руганью.

– Это кто там палит без разбора?! – послышался раздраженный голос.

Даже услышав характерный, едва заметный иностранный акцент, Андрей Васильевич не сразу понял, что это Максимилиан фон Вид. Он стоял, прижавшись спиной к хилой осинке, и пытался совладать со своим бешено бьющимся сердцем. – Эй, признавайся, а то начну стрелять!

– Барон! Ваша милость, не стреляйте! Это ж я, господина Сотникова слуга. – Степка пришел в себя первым и даже руки поднял вверх, демонстрируя чистоту своих и Андрея Васильевича помыслов.

– Степан?! – Кусты затрещали еще громче, и из темноты выбрались двое: барон и один из его мавров. В руке барон, так же, как и сам Андрей Васильевич, держал пистолет, а мавр грозно скалил белоснежные зубы и поигрывал саблей. – Господин Сотников, что это вы тут делаете? – Голос у барона был зычный и совсем не испуганный, и Андрею Васильевичу вдруг сделалось совестно за свою минутную слабость. – Вы же мне чуть голову не прострелили, любезный.

– Виноват, – пробормотал Андрей Васильевич, засовывая пистолет уже не за пояс, а в карман сюртука. – Нервишки сдали, барон.