Пепел и кокаиновый король

...Марко мог еще как-то терпеть, что этот макаронник с пистолетом расхаживает по холлу, как по Палермо («Мадонна, стоит человеку получить в руки пистолет, и он уже считает себя доном Карлеоне»), что на все вопросы огрызается визгливыми: «Молчать! Руки на стойку! На звонок не отвечать! Отключить телефон!». Мог вытерпеть пару-тройку выстрелов, предназначенных, чтобы напугать ирландцев. Но когда отель всколыхнулся от гранатных разрывов, отколовшийся кусок штукатурки шлепнулся на газетный столик, покосился портрет Лауры Борджиа, и тревожно зазвенела тысячью подвесок люстра холла, портье Марко сицилийским сердцем понял, что не может оставаться в стороне.

У хозяина слабое сердце и больные нервы. А не он ли дал работу отцу Марко, потом позволил передать место сыну. И даже сейчас, когда дела идут из рук вон плохо, хозяин не урезает и исправно выплачивает жалованье. Сицилийцы помнят добро. Марко открутил крышку термоса. Его надзиратель молча наблюдал, как портье наливает полную чашку горячего кофе.

И этот дымящийся кофе черной волной обдал физиономию полицейского. Пока легавый орал и хватался за обожженное лицо, Марко покинул стойку. Ударом увесистой связки ключей отправил врага считать зубы на полу, с кряхтеньем подобрал выроненный пистолет и отключил полицейского отвесным ударом рукояти по голове. Потом еще разок по шее и еще, еще, не разбирая, куда бьет.

Наконец Марко выпрямился, и это был уже совсем другой человек. Прав был дон Арманьяни, сказавший в последнем слове на процессе «Шести сицилийских кланов», что у каждого сицилийца в крови бурлят преступные наклонности. Портье Марко ощущал, как от пистолета заряжается омолаживающими токами высокой частоты. Вот оно – чего ему так всегда хотелось. Сойтись с легавыми в безжалостной войне...

...Лахузен, Андреас и еще пятеро немцев, включая Матильду Доренкрафт, вошли в номер «сорок три» готовые полосовать очередями направо и налево.

– Андреас, Оливер – туалетная комната. Матильда, Иоганн – спальня. Быстро заканчиваем и уходим. Нам ни к чему дожидаться полиции.

Хрустели под ногами осколки и обломки. Вилась пыль, летали клочья обоев. В высаженное окно задувал пахнущий тиной ветер.

– Спальня – чисто, герр Отто!

Андреас приложил палец к губам и показал стволом на королевских габаритов кровать совспаханным взрывными волнами бельем, потом на шкаф, лишь местами продырявленный осколками гранат. Лахузен кивнул. Они подняли оружие: Отто – автомат, Андреас – помповое ружье. Шкаф задергался, как живое существо, дверцы разлетались в щепы. Потом они, перезарядив оружие, нагнулись и прополоскали свинцом пространство под кроватью. Но ни там, ни там проклятого русского не оказалось.

– Туалетная комната – чисто, герр Отто, – вернулись в гостиную Матильда и Иоганн.

Лахузен подошел к окну. И сразу увидел Юргена и Фрица, с пистолетами наизготовку осматривающих стены отеля. Они заметили шефа и жестами показали, что беглец в их зоне ответственности не мелькал.

– Да где же он?! – взорвался Отто фон Лахузен.

И туи из дымохода в камин вывалилась груда мелкого сора.

– Вот он где, герр Отто, – плотоядно оскалился Андреас...

...Пепел, проделывая путь вслед за Витасем, испытывал те же неудобства плюс острую нехватку времени. Замолкли внизу гранатные разрывы, отстучали обязательные страховочные очереди. Пепел понял, что не успеет добраться до крыши прежде, чем его обнаружат. Но он предполагал и такой поворот событий. Ногами вперед Сергей забросил себя в квадратный лаз дымоходного отвода на следующем этаже и, проскользив по кладке, в туче черной пыли объявился внутри холодного камина последнего, четвертого этажа...

...Пропитанный запахом тухлой воды воздух влажно шептал о пользе летних прогулок по крыше. Витась, отряхиваясь, вертел головой. Нет, кровельное железо не громыхало под тяжестью людей с оружием, никто из-за труб с пулеметом наперевес не поднимался. Прав был Серега – не стали они перекрывать крышу, не учли высотный вариант.

Перепачкав руки, но так и не став чище, белорус плюнул, одежда испорчена навсегда. Оглядевшись вблизи, Витась перевел взгляд за пределы крыши и на миг позабыл о суетных огнестрельно-криминальных заботах. Грандиозные панорамы имеют такое свойство завораживать.

Вдали зеленела и играла солнечными бликами гладь Венецианской лагуны. Четыреста мостов соединяли острова Мурано, Бурана, Чорчелло, Джудекка, Сан Джорджа Маджоре и полсотни других. Легко узнавались растиражированые путеводителями барочный дворец Ка Пезаро на Большом Канале, чудная церковь Святой Марии Глориоза дей Фрари и школа Святого Рокко. Картина, достойная кисти Тинторетто, Тициана и Донателло, вместе взятых. По каналам скользили узкие гондолы, ими рулили, приняв важные стойки на корме, знакомые по рекламным клипам гондольеры. Древний транспорт, уважительно притормаживая, аккуратно обгоняли мощные современные катера. «О соля мио, – под влиянием красот лезла на язык культовая итальянская песня, – как сладко светит после бури солнце!»