Пепел и проклятый звездой король (ЛП)

Но я всегда буду сожалеть об этом. О том, что сломал Орайю. Это был грех, который я никогда не смогу искупить.

Повисло долгое молчание. Потом Мише тихо сказала:

— Я просто… очень, очень рада, что ты не умер, Райн.

Я немного посмеялся, но она огрызнулась:

— Это не шутка. Я серьезно. О чем ты только думал?

Я не был уверен, что рад тому, что не умер. Когда Орайя убила меня, я был уверен, что поступаю правильно. Даю Орайе силу, необходимую для раскрытия ее потенциала. Даю Дому Ночи чистое начало. Никаких запутанных союзов с Кроворожденными. Никакого трудного и непонятного прошлого.

В тот момент казалось, что ради этого стоит умереть. Умереть, в конце концов, было не так уж и сложно. Возвращение — вот с чего начался весь этот бардак.

Я слишком небрежно произнес:

— Я не очень-то много думал, — хотя это была откровенная ложь.

Она нахмурила брови.

— Но ты так много работал для этого.

Мне пришлось сжать челюсти, чтобы не сказать правду.

Ради этого? Нет.

Я принял участие в Кеджари, потому что это сделала Мише. Потому что она заставила меня. Потому что однажды, когда мы путешествовали, она застала меня в особенно тяжелую ночь, и я рассказал ей все — правду о том, кто я такой, и о шраме на спине, о том, чего я никогда не произносил вслух кому-то другому.

Каждая эмоция отражалась на лице Мише, и в тот вечер я наблюдал, как она грустит из-за меня, а затем видел ее замешательство, а потом то, что на самом деле причиняет боль: волнение.

— Ты, — вздохнула она, ее глаза загорелись, — Наследник ришанского рода, и ты ничего не делаешь, зная это? Ты хоть представляешь, что ты можешь сделать?

Это, черт возьми, убило меня. Надежда.

В ту ночь мы поссорились и это была одна из наших худших ссор, даже после многих лет постоянного общения. На следующую ночь Мише исчезла. Я был вне себя, когда она почти на рассвете вернулась, и показала мне свою руку на которой был шрам от пореза.

— Мы примем участие в Кеджари, — самодовольно сказала она. Как будто она только что записала нас на урок живописи или экскурсию по городу.

Я давно не был так зол. Я сделал все, что мог, пытаясь найти способ избавить ее от этого. Но в итоге я оказался рядом с ней, как она и задумала.

После моей первой вспышки гнева в тот первый вечер я никогда не говорил ей, что я чувствую по этому поводу. Я держал это неприятное ощущение в тугом узле в груди, которое зарыл так глубоко как мог.

Было трудно злиться на Мише.

Но тяжелее, чем злость, было беспокойство.

Это был не маленький шаг — принять участие в Кеджари. Я часто и невольно думал о Мише, о решении, которое она приняла, и о том, как чертова удача спасла ей жизнь.

Только один участник мог выиграть в Кеджари. Каков был план Мише, если бы все сложилось иначе?

Мне не хотелось думать об этом.

Я оторвал взгляд от обвиняющего взгляда Мише и перевел его на руку, которую она положила на колено, и на шрамы от ожогов, едва заметные под тканью рукава.

Если она и увидела этот взгляд, то проигнорировала его, вместо этого она наклонила голову и одарила меня легкой, ободряющей улыбкой.

— Не стоит быть таким подавленным, — сказала она. — Все образуется. Я знаю, что все получится. Просто сейчас тяжело, но хорошо, что ты здесь.

— Мм. — Если бы только правда была так же проста, как оптимистичные банальности Мише. Я искоса взглянул на нее. — Как ты?

— Я? — Ее лицо на минуту стало серьезным, а затем она беззаботно пожала плечами. — О, ты же меня знаешь. Я всегда в порядке.

Я хорошо ее знал. Знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, когда она лжет. И знал, когда не стоит давить.

Я протянул руку и потрепал ее волосы, заставив ее сморщить нос и отпрянуть.

— Они слишком длинные, — сказала она. — Я должна их подстричь.

— Мне нравится. Перемены тебе к лицу.

Она нахмурилась. Затем она поймала мой взгляд, и выражение ее лица превратилось в ухмылку.

— Поймала тебя, — сказала она. — Ты рад, что я здесь.

— Никогда, — сказал я.

Отлично, она поймала меня. И это, черт возьми, моя вина.

Глава

16

Орайя

Райн был верен своему слову. После этого дверь больше не была заперта. Я не собиралась рассыпаться в благодарностях за это дарование и я не сомневалась, что стража по-прежнему не спускает с меня глаз. Но все же… мне нравилась свобода. На следующий вечер я гуляла по залам замка в одиночестве. Стражники и солдаты бросали на меня странные взгляды, но никто меня не беспокоил. Мне было как-то неуютно, я не могла определить, почему именно.

Может быть, это было из-за того, что замок уже выглядел совсем иначе. Все было в полном беспорядке. Тем не менее, я не могла не сравнить его с тем упадком, который я видела, когда ходила по этим залам во время Кеджари, когда я впервые заметила застойный упадок, скрывающийся в моем доме.

Теперь никто не мог назвать это место застойным.

Я остановилась на балконе, с которого открывался вид на пиршественный зал. Это была одна из немногих комнат, которые не подверглись значительным изменениям. Столы стояли на прежнем месте. Мебель не меняли.

Я вздрогнула и отвернулась.

Тренировка. Это то, что мне нужно.