Пепел и проклятый звездой король (ЛП)

— Постарайся сдержать свое волнение по поводу моего отъезда, — сказал я категорично.

Я взглянул на стол. Там стояла пустая миска — выскобленная дочиста. Я не мог не почувствовать удовлетворения от этого.

Орайя по-прежнему ничего не говорила.

Я не совсем привык к тому, что она такая тихая.

— Ну, вот и все, — сказал я. — Береги себя. Увидимся через несколько недель.

Я начал закрывать дверь, но она сказала:

— Райн.

Я остановился на пол пути. Оглянулся назад. Она слегка наклонилась вперед, ее губы были сжаты вместе, будто в знак протеста того, что находилось за ними.

— Спасибо, — сказала она. — За то, что вылечил мои крылья.

Мои пальцы сжались на дверной раме.

Как будто за это меня нужно было благожарить. Обычная порядочность.

— Я же сказал, что ты создана для неба, — сказал я. — Было бы несправедливо позволить отнять это у тебя.

Слабый намек на улыбку промелькнул на ее губах, как проблеск солнца сквозь облака.

Потом она словно потускнела, ее глаза стали отрешенными. Я подумал, не думает ли она о Винсенте.

Она быстро смахнула это выражение лица.

— Безопасной дороги, — сказала она, направив свой взгляд к книге.

Я слабо улыбнулся ей.

— Спасибо.

Той ночью, ушел около полуночи, вооруженный до зубов, с двумя охранниками Кетуры. Вейл бы сказал, что этого мало, но я предпочел оставить остальных для Орайи и Мише. Обе они, конечно, были силой, с которой нужно было считаться, но Орайя была ранена, а Мише… ну, казалось, что каждый раз, когда я смотрел на нее, я видел все новые шрамы от ожогов на ее руках.

Я оглянулся в последний раз, прежде чем улететь. И тут мой взгляд устремился вверх, на второй этаж маленького дома, где лунно-серебристые глаза остановили мое сердце каждый чертов раз.

Орайя прислонилась к оконной раме, скрестив руки. Когда мой взгляд встретился с ее, она подняла одну руку в почти волнообразном движении.

Это было похоже на какую-то маленькую победу.

Я помахал ей на прощание, а потом исчез.

Антракт

Для вампиров время стоит дешево.

Раб быстро это понимает. Будучи человеком, он чувствовал каждую уходящую секунду — упущенные возможности проносились мимо, словно унесенные вечно бурлящей рекой. Люди оплакивают время, потому что это единственная валюта, которая действительно имеет значение в такой короткой жизни.

Раб презирает многое в своей новой жизни. Но из всего, о чем он скорбит по поводу своей исчезающей человечности, потеря метки времени — самая разрушительная вещь. Жизнь, в которой ничто ничего не значит, — это и не жизнь вовсе.

Годы проносятся мимо, как мокрая краска под дождем, заливая вечно пустой холст. Вампиры королевского двора наслаждаются этой жизнью, в которой годы ничего не значат. Столетия жизни притупили обычные удовольствия, сделав их вкусы крайне необычными и жестокими. Иногда объектом этой жестокости становятся люди. В других случаях человеческие жизни слишком коротки и хрупки. Обращенные вампиры, в таком случае, являются следующей лучшей вещью — прочной, более долговечной, но такой же одноразовой, как и люди, которыми они когда-то были.

В рабе нет ничего особенного. Он не единственный Обращенный в коллекции короля. Он даже не является особенным фаворитом. Время и скука заставили короля собрать хорошо укомплектованный зверинец развлечений, мужчин и женщин любого телосложения, внешности и происхождения.

Раб действительно пытается — пытается сохранить свою человечность.