– Будь ты чокнутой, пыталась бы что-то сделать. Не знаю что. Какую-нибудь глупость. На этом основывался тест. Так что могу тебе сказать: да, я видел много такого, что рационально не объяснить. Дело в том, что я видел этого слишком много. Не могу тебе сказать: да, магия существует, и ты видела то, что видела, поскольку, во-первых, не знаю, что именно ты видела, а во-вторых, я сам не знаю, все ли у меня хорошо с головой. Понимаешь? У нас одна и та же дилемма.
В воздухе повисли хрустальные звуки музыкальной шкатулки – колыбельная из «Ребенка Розмари». Патриция порылась в сумочке, напоминавшей докторский чемоданчик девятнадцатого века, нашла телефон, извинилась и отошла от столика.
Мне это понравилось. Я считал себя последним человеком на земле, которому телефонные разговоры в обществе других за столом кажутся некультурными. Болтаешь что-то в пластиковую коробочку, а товарищ, на которого ты вдруг перестал обращать внимание, не знает, куда себя деть. Когда ненадолго остаешься один, по крайней мере, нет глупого ощущения, что ты стал невидимкой, и не приходится забавляться кубиками сахара.
Пошевелив пальцами онемевшей руки, я отметил про себя, что, похоже, стало лучше. Отстегнув ремешок, свободно свесил руку, а затем попытался несколько раз сжать кулак. Рука выздоравливала, но не так быстро, как мне хотелось бы. И все еще болела.
Патриция нервно расхаживала перед дверями туалета, будто солдат на посту, держа телефон у уха и жестикулируя другой рукой. Я отметил, что у нее симпатичный, округлый и вместе с тем небольшой задик. Жаль, она чокнутая. С другой стороны – я что, нормальный? Меня так и подмывало кое-что ей рассказать, но я привык держать язык за зубами.
Патриция затопала ногами, совершила пируэт и ни с того ни с сего пнула деревянную колонну. Бармен удивленно посмотрел на нее, будто только проснулся. Она окинула его тяжелым взглядом, энергично захлопнула телефон и вернулась за столик.
– Вот долбаная дура! – рявкнула она. – Устроила мне веселье, корова кретинская. Роза иерихонская!
– Что случилось?
– У меня ночевала подружка, мать ее растак. Пару дней. А сегодня оказалось, что ей непременно нужно навестить сестру, ее мужа идиота и паршивца сопляка. Ни с того ни с сего. Вдохновение нашло. Срочное семейное дело. Ну, она села в автобус и поехала. А теперь обнаружила, что в ее долбаной сумочке – мои единственные ключи от дома, которые я ей дала как дура. На такой случай она должна была их повесить на лестнице, в ящике с пожарным шлангом, но забыла, дура разэтакая! А вернется хрен знает когда, потому что это в Кропеже, на краю чертова света. Если успеет на автобус, вероятно, будет к двенадцати, а если нет – только утром. А я тем временем бездомная! – со злостью фыркнула она и вдруг успокоилась. – Ничего, как-нибудь переживу.
– Подожди у меня, – почти машинально сказал я.
– Прошу прощения?
– Не будешь же ты сидеть на лестнице. Позволь пригласить тебя на ужин и подожди у меня дома. Когда приятельница вернется, я тебя отвезу. Приготовлю чаю и дам поесть. Ничего особенного.
Она задумчиво посмотрела на меня и побарабанила пальцами по столу, словно упражняясь на фортепиано.
– Видела бы это моя тетка. Сама не знаю… как-то глупо.
– Почему? Покажу тебе свою коллекцию сибирских бубнов.
– Мясо ешь? – спросил я из кухни. Она стояла в гостиной, разглядывая выставку моего экзотического хлама, теснившегося на стенах и полках.
– Еще как! У меня покрытые эмалью дифференцированные зубы, когти, один желудок, а при виде газона у меня не текут слюнки. Я хищница.
– А какие-нибудь предрассудки насчет печени? – Внутренность холодильника выглядела бедно и причудливо – стандарт для мужчины-холостяка. Коллекция диковинных маринадов, одинокое яйцо, мумифицированный огурец, окаменелость какой-то доисторической жареной птицы, рассадник пенициллина на порции говядины по-сычуаньски конца эпохи Мин. Гостей я не ждал, и тем более ужина с женщиной. Лоток с замороженной печенью мог либо спасти мое достоинство, либо окончательно унизить и обречь на «Пиццу Джованни».
– Я ем все, кроме супа из требухи, фарша из индейки и безвкусных свиных отбивных с овощами на пару. Может быть острое, с чесноком, смальцем или анчоусами. Никаких предрассудков. Только не создавай себе проблем. Хватит и бутербродов.
Но на меня уже нашло вдохновение, и бросать начатое я не собирался.