Телефон стоял в прихожей, на причудливой этажерке в стиле модерн. Я обшарил ящики в надежде найти записную книжку, но обнаружил лишь пачки перемешанных счетов, гвоздь и кусок пеньковой веревки, завязанный в замысловатые узлы и украшенный разноцветными нитками. С ума сойти.
Я поднялся на высокую антресоль, где стояла огромная кованая кровать из железных прутьев, и, вдыхая пряно-морской запах Патриции, обшарил тумбочку. Платочки, всякие мелочи, пачка презервативов, тюбики, фонарик. Скукожившийся высохший лимон, утыканный гвоздями. Ладно, я же ни о чем не спрашиваю. Записной книжки, однако, не было.
Следовало успокоиться и мыслить логически.
Вернувшись в прихожую, я нашел на тумбочке ее сумку, похожую на докторский чемоданчик. Внутри обнаружился телефон. Клавиатура была заблокирована и звонок выключен, но аппарат, слава богу, работал и не требовал пин-кода.
Аппарат был странный, такого я никогда в руках не держал, так что разблокировка клавиатуры заняла минуту с лишним. Еще пять ушли на поиски меню и записей в телефонной книге. А потом я нашел имя «Мелатонин», больше всего похожее на «Мелания».
Я рискнул, неуверенно поглядывая на настенные часы: было двадцать минут третьего. Если окажется, что я звоню в аптеку, просто разъединюсь.
У Мелании был приятный, чуть гнусавый голос, в данный момент полусонный и недовольный.
– Что стряслось, цыпа? – неохотно спросила она. – Бессонница замучила? Часов нет?
– Это Мелания?
– Кто говорит?! – на этот раз в голосе прозвучал страх. Похоже, сон как рукой сняло.
– Я друг Патриции. Она позвонила мне и попросила о помощи. Я у нее дома. Она без сознания.
– Как это – без сознания?!
– То есть без чувств, – объяснил я. – Лежит на полу, раскинув руки и ноги, на каких-то символах, повсюду горят свечи, у нее закатились глаза и изо рта идет пена. Она страдает эпилепсией?
– Вы звонили в скорую?! – крикнула Мелания.
– Нет. Сперва я позвонил вам.
– Умоляю, не звоните. У нее не эпилепсия… То есть да… Это вроде приступа, но они ей только повредят. Вы к ней прикасались?!
– Нет…
– Пожалуйста, не трогайте ее! Никуда ее не переносите и, умоляю, никуда не звоните! Господи! Не пытайтесь разбудить, иначе убьете!
– Мелания, она парит над полом.
– Что?! Умоляю, ничего не делайте! Я сейчас приеду! Боже, я живу в Варшаве… Буду через два часа! Уже еду! Ничего не делайте, прошу вас!
Она отключилась.
«Буду через два часа». Почти триста километров за два часа. На вертолете или все же на метле?
Я сидел и смотрел, как девушка парит посреди испещренного символами пола, покрытая изображениями причудливых знаков, с широко раскинутыми ногами и черными как смоль волосами, плавающими вокруг головы будто пятно вылитой в воду туши.
Два часа. Я должен ждать два часа?
Достав свой телефон, я проверил голосовую почту, прекрасно зная, что услышу, но все равно меня пробрала дрожь.
«Сообщение получено сегодня в один час двадцать семь минут».
– По-о-омоги… Умоляя-а-аю… Это я-а-а…
Пронзительный хрип, откуда-то со дна преисподней. У меня вспотели ладони.
«Сообщение получено сегодня в два часа двенадцать минут».
Только что.
– Помоги… Умоляя-а-аю… Могильно-о… По-омоги…
Могильно.
Встав, я спрятал телефон, забрал телефон Патриции и отправил Мелании СМС. Мелании, мчавшейся со средней скоростью в сто сорок семь километров в час:
«КЛЮЧИ В ШКАФЧИКЕ С ПОЖАРНЫМ ШЛАНГОМ МЕЖДУ ЭТАЖАМИ».
Домой я добрался за рекордное время.
Сполоснув лицо холодной водой в ванной, свернул самокрутку и выложил в ряд на полу мои талисманы. Тесак, обрез, горсть замшелых гильз, тщательно выбранных на разных армейских рынках. Шлем, плащ.
Вставив компакт-диск в проигрыватель, я позволил зазвучать бубнам, барабанам и колокольчикам.
Я почувствовал, как ритм начинает меня затягивать. Засасывать в себя.
Разведя миниатюрный костер в большом чугунном воке, бросил в огонь несколько кусочков смолы, после чего брызнул в него спиртом. А потом взял бутылку моей настойки и начал танцевать. Я чувствовал, как освобождается мое сознание, превращаясь в бело-синюю, отутюженную ветром пустыню, будто ледяной фирн где-то на берегах Енисея. Размеренный ритм бубна понес меня словно скачущий галопом конь.
Я иду к тебе.
Скоро буду.
Скоро…
Глава 6
Я был ураганом, а за мной мчался огонь. По крайней мере, так я себя ощущал, что к лучшему. Чаще всего переходил в Междумирье совершенно спокойно, с чувством обреченной меланхолии. Я делал то, что следовало делать, или не делал ничего и возвращался домой. Однако несколько раз оказался в краю Полусна, охваченный яростью, жаждой мщения и желанием убивать. Тогда под моими шагами трескались тротуарные плиты. По ту сторону все зависит от того, в каком состоянии твой дух, а не мышцы.
Марлен тоже это чувствовала и рвалась вперед, словно гусарский конь. В Могильно.
Где бы оно ни находилось.
Я ехал, рассекая тьму. Пепел и пыль оседали серым слоем на моем тяжелом плаще танкфюрера и на баке мотоцикла.