Пепел и роса (СИ)

— Вот и славно. Сейчас батюшку кликнем и нынче же окрестим. — успокаивающе бормотала я, пугаясь этой черноты в лице всегда благостной Евдокии. Послеродовые депрессии накрывают и благополучных мамаш, что уж говорить про такое. Не ровен час, сама удавится или дочку сгубит.

Бедняга Мефодий уже заметно хромал, отправляясь в следующий поход. Он отчего-то заартачился и отказался становится крестным отцом Марфуши, не помогло даже то, что в матери вписалась я сама. Начал что-то говорить о недостаточном собственном благочестии, в общем зачудил. Вот только этого мне не хватало к концу дня. Красноперовы смотрели исподлобья — от них в этом деле толку было чуть.

Был у меня один вариант, конечно… Пришлось идти наверх, взяв обещание с Усти, что она ни на минуту не спустит глаз с молодой матери, писать на дорогой лощеной бумаге с фамильным татищевским гербом (заказала целую пачку и использовала только на благодарственные письма) приглашение для господина Лугова. Официальное. Срочное.

Тот, к моему изумлению, добрался раньше священника.

— Чем могу помочь, Ксения Александровна? — чист, ухожен, элегантен, только вот глаза больные.

Я усадила его в своем кабинете, велев Демьяну сменить Устю, которая почти прилично справилась с подачей чая.

— Новая девочка? — обратил на нее внимание посетитель.

— Да, взяла вот сиротку в дом. Старательная. Конечно, учится пока, но Ваши девушки ей в пример. — я пододвинула тарелочку с сушеными ананасами и орешками, которыми Лугов чинно лакомился.

Про его слабости Сусанна мне рассказала все и немного больше. Я знала о его привычке копировать манеры графа и потом тайком принимать те же позы на диване, о вкусовых (ананасы) и алкогольных (черничная настойка) пристрастиях, об одержимости собственным телом и безразличии к обоим полам. И сама догадалась, для чего он хранит в шкафу шелковые чулки — если горничные копнут глубже, они и платья найдут, уверена.

— Я хочу предложить Вам, Алексей Трифонович, стать моим… — драматическая пауза, как раз чтобы поперхнулся. — кумом.

Когда он откашлялся, выпил воды и слезящимися глазками уставился на меня, продолжила.

— Евдокия, помните же ее, разрешилась от бремени, родила девочку. И мы ее окрестим сегодня же — Мефодий как раз за батюшкой отправился. А то дитя так слабо…

И вот попробуй теперь вывернись.

Он даже не стал пытаться. Все же даже дефективная графиня в кумах — это не у каждого мажордома случается.

Прибывший священник оказался на диво обаятельным и каким-то светлым человеком. Он мигом оценил ситуацию, ласково поговорил с Евдокией, торжественно провел ритуал крещения — мне пришлось ущипнуть Лугова, чтобы тот лицо сделал попроще, когда увидел особенности ребенка.

— Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес, и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном споклоняема и сславима, глаголавшаго пророки. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь. — рокочущий голос священника наполняет нашу комнату неопределенного назначения.

— Аминь. — повторяем мы.

Где-то в своей каморке молятся Красноперовы. И их молитва так же доходит до Господа, а свет ее делает жизнь малышки хоть чуть-чуть, но радостнее.

Я не знаю, почем тут нынче крещения, но вряд ли вкладего, утешившего мать, меньше, чем у врача, принявшего Марфу.

По случаю такой радости мы накрываем большой стол, лакомимся ресторанными припасами, немного грешим и распечатываем черничную наливку, которую как раз для взятки Лугову и берегли.

— А что девица Ваша на крестинах не была? — в какой-то момент спрашивает разомлевший мажордом.

Девица замерла.

— Смущается посторонних. Вы для нее — как генерал для солдата.

Умиротворенный Лугов покинул наш дом в самом благостном настроении, успев насплетничать о чудовищном злодеянии в аристократическом квартале.

— Вот представьте только, Ксения Александровна, только Вы уехали, а за усадьбой труп нашли. Полиция приезжала, да. Поговорили с Их Сиятельством, опросили всю прислугу и уехали восвояси… нет, незнакомый труп. Никто его не опознал, чужой какой-то.

— Неужели разбойники? — ужаснулась я. — Сохрани Господь! В таком приличном месте и средь бела дня жизни лишают. А я ведь там сколько жила — двери-то не всегда закрывали….

— И не говорите, Ксения Александровна! — он весь ушел в мысли об опасности проникновения врага на вверенную территорию.