— Девочек твоих пусть милиция ищет, — Эсер принципиально по фене ботал только с подельниками, или на зоне, даже назвать опера ментом или мусором брезговал, такая пошла у авторитетов мода. — А мальчонку верни, сроку — три дня. Очень уж его папа волнуется. А мне сейчас папа этот очень и очень нужен, так что…
— Слушайте, Владимир Борисович. Я — ничего не знаю. Но могу попытаться узнать…
— Уж ты, Сереженька, уважь честную компанию — узнай. Срать я хотел бы на все твои проделки. Верни Пашу, и дело в шляпе. А не вернешь — пеняй на себя. Добавьте ему, чтоб усвоил, — приказал Эсер в никуда, в его руках возникла хромированная фляжка, взмыла к губам. Эсер выдохнул запахом «Мартеля».
Опять чей-то кулак ткнулся под ребра, уже без былого задора — умаялись гоблины. Или, бздят переборщить? Эсеру нужен Лунгин, у которого пропал ребенок. И этот ребенок якобы находится где-то у Пепла. Пепел стоял молча и пропускал мимо ушей угрозы Эсера. Он выкарабкается, а потом доберется до всех этих гадов. Не так уж силен Эсер, чтобы до него нельзя было дотянуться. Но это — потом, когда Сергей Ожогов найдет канувшего Павлика и разберется с той сволочью, которая ворует маленьких детишек под его именем.
Умирать эта гнида будет долго. Заплатит за все: и за то, что Пепел увяз в дерьме по его милости, и за безвинных детей.
— А вот если щенка замочат — я тебя, огарок, самолично грохну, — разозлился Эсер, — Ты знаешь — я за базар отвечаю. Ни на нарах не отсидишься, ни за кордон не отвалишь, здесь тебе не Колумбия.[2]
Канай отсюда. — Не выдержал под занавес модный стиль Эсер. — И чтобы без фокусов!Глава 2. Прививка от бешенства
…Тень бежит за мной вприпрыжку, чуть я только побегу.
Что мне делать с этой тенью, я придумать не могу…
Если бы Сергей впал в немилость к Фрейду и созрел похищать детей, где бы он охотился? На рынках, значит, там и следует искать концы. Правый глаз можно отдать, что ментовский список похищений — только верхушка айсберга, перечень «растворившихся» в никуда малолеток на три контейнера толще. Звездный, Апрашка, Сенька, Ситный, Троицкий, Васька, Пионерка…
Нынче Пепел был прописан на углу улиц Фрунзе и Ленсовета, но ночевать дома бы его и внезапный снежный буран не заставил. Также следовало на время забыть о скучающей перед ментурой машинке «Пежо». Самое вредное сейчас — это хвост хоть со стороны серых, хоть со стороны быков, а от хаты или от машины Пепел становился прослеживаем, как Штирлиц в буденовке на Вильгельм-штрассе.
Рынок «Звездный» встретил обязательной попсовой Музычкой из зазывно распахнутых дверей, запахом шавермы, толкотней искателей халявы и китайской дешевизны. Но здесь в упор не просматривалось ни одного неприкаянного представителя подрастающего поколения, только явившиеся с мамашами, выпрашивающие себе футболки с очередным «Королем и шутом». Пепел подошел к тетке, торговавшей с лотка кепками.
— Ну, молодой человек, не проходите! Хотите чепчик? Вон, с любыми картинками?
Пепел остановился, дружелюбно улыбнулся. Мимо прогремела толкаемая двумя абреками тележка, отгруженный на нее трикотаж возвышался небоскребом и опасно раскачивался. Внизу тюков выбившийся мохеровый шарф подметал асфальт лисьим хвостом.
— Можно, в принципе. — Сергей ткнул пальцем в первую попавшуюся. — Это что, «Ювентус»?
— Да! Ходовая, нарасхват берут, последняя осталась. Сто рублей вся цена.
— Возьму, пожалуй, — с сомнением проговорил Пепел, и, вздохнув, разоткровенничался, — еще в прошлый раз купить хотел, так местные пацаны обчистили карманы.
— О… — тетка изобразила глубокое сочувствие, охотно поддержав разговор, — это бывает!
— Не знаю, я приезжий.
Тележка с трикотажем столкнулась с тележкой, перегруженной школьными тетрадями. Под гортанные выкрики абреков товар пополз под ноги, вместо того, чтобы восстановить статус кво, абреки стали обниматься и счастливо хлопать друг дружку по плечам. Наверное, встретились земляки.
— Ну, ничего, привыкай, — хохотнула продавщица, — Кепку-то возьмешь?
Пепел вытащил жеванный стольник.
— Вот молодец! Спасибо! Идет тебе, — сказала она, нахлобучивая кепку на Пеплов лоб, — а о карманниках не боись. Всех пацанов перегнали на Апрашку. Это у нас самый бандитский рынок. Сплошные, лишай на их задницу, Соньки-золотые ручки… вся питерская шантрапа там ошивается. Ну и, конечно, на Дыбенко. Сам знаешь. А хотя, ты ж не местный… Короче, все у меня покупай! Здесь не обчистят!
— Спасибо.
Пепел отошел. Брезгливо стянул со лба обновку. Сделанная в Корее, на корейские крохотные головы, кепка была безнадежно мала, и, надетая на Пепла, больше напоминала ермолку.
— Ну, блин! — раздался рядом расстроенный голос, — последнюю купил!
Мальчишка лет четырнадцати тянул мать за руку, кивая на Пепла.
— Алеша, перестань, — шикнула она, — неприлично.
— Да ему все равно мала! Дядь, перепродай, а?