— Слушай, подруга, если ты не против… — издалека начал Пепел, и Таня тут же решительно его оборвала:
— Давай к делу. — Она бодрилась, но ступала, старательно минуя подошвами трещины в асфальте, словно на это загадала.
— А что, так тянет действовать? — Сергей все еще сомневался, втягивать ли случайную подругу в расклад.
— Почему бы нет? — распрямила морщины на лбу Танька, — сидишь тут, киснешь. А мне кажется, ты что-то интересное надумал?
— Да так, — неопределенно ответил Пепел, — фигня, разведка даже без боя.
Набитый расплющенными часпиковскими пассажирами с горкой трамвай задребезжал на повороте, в тесноте, да не в обиде. Сырой ветер лизал Сереге тщательно выбритые скулы. Ожогов проветрил свои глаза созерцанием уличных перспектив, заодно скосился на витрину, не маячит ли на хвосте кто излишне любопытный — чисто. Таня сделала разочарованную мину.
— Впрочем, как пойдет, — с усмешкой успокоил Пепел, — твоя задача проста до омерзения. Надо покрутиться рядом с донорским пунктом, заглянуть туда, просечь, что к чему, и свалить. Тебе понятно? Сразу — свалить!
— Да ясно, ясно, — нетерпеливо перебила Таня, — готова к труду и обороне. Но все-таки, с рукопашным боем было бы круче.
— Что, фильмов со Шварценеггером насмотрелась? — заявил Пепел с сомнением, заметив, как загорелись у Тани глаза.
— Не, со Стивеном Сигалом. Меня так впирает!
— Что-то я начинаю опасаться за успех нашего предприятия, — Пепел вздохнул: видать, от Сигала ему никуда не деться.
— Не ссы, лягуха, болото будет наше. На меня можно рассчитывать. Мне все по фиг.
— То есть?
— Ну, — она неопределенно пожала плечами, — наверное, это попер суицидальный комплекс. Один крутой астролог утверждал, что у меня какой-то черный квадрат рисуется, который на склонность к суициду указывает.
— Круть, — с сомнением скривился Ожогов.
Пятерка кленов, выросшая в дворике-тюрьме, еще сохранила по пучку ржавых листьев у самых верхушек и в таком прикиде походила на панковскую тусовку.
— Нормально. А чем мне оценки по психологии выдавать, ты покажи лучше, где этот твой пункт с кровососами, — продолжила Таня.
— Да почти пришли. Вон, за углом.
— Так… Приветствую тебя, укромный уголок… Однодневная оплачиваемая путевка, как раз успеешь написать очерк…
— Никаких однодневных путевок! — рявкнул Пепел, — три минуты — не больше!
Этот безыскусный наезд не произвел на Татьяну ни малейшего впечатления:
— Ну, поплыли. Пожелай мне удачи в бою.
Сил спорить с ней у Пепла не осталось.
Таня достала из кармана бежевой куртки зеркальце «типа Кристиан Диор», приподняла подбородок, посмотрела на себя снизу-вверх, по модельному, и, похоже, осталась довольно увиденным.
— Коси под дуру, — посоветовал Пепел, наблюдая за Таниными приготовлениями и понимая глубинную разницу между мужчиной и женщиной. Потихоньку-помаленьку эта безбашенная подружка начинала ему нравиться.
— Попробую, — пообещала Таня и пошла к ничем не примечательной двери «Банка крови» — во всяком случае, никаких сейфовых замков там не было. Взялась за длинную кованую ручку — дверь оказалась открытой.
— Тяжелая, выдра, — пропыхтела Таня, ухватилась обеими руками и с силой потянула на себя, — е мое, я ведь женщина слабая, беззащитная…
На такие прямо чеховские мольбы дверь поддалась. Таня очутилась в холодном холле, явно на скорую руку облепленном жидкими обоями противного сиреневого цвета. В холле стоял стул с забытой, обернутой в газетную бумагу книжкой. Влево тянулся широкий коридор, по которому Таня, ничтоже сумнящеся, и направилась. Коридор вывел в нечто среднее между офисом и залом-каталогом библиотеки имени Маяковского. В углу стоял точно такой же стул, как и в холле, но этот был занят раскормленным и раскосым амбалом. Двое его собратьев по нации стояли напротив и вели степенную беседу на языке «сунь-чунь-в-янь». При появлении Тани беседа оборвалась.
— Ничего, ничего, мальчики, продолжайте, — певучим голоском протянула Таня, беззащитно улыбнулась и сделала попытку просочиться в следующую комнату.
Охранники смотрели недоуменно, даже тупо. Их явно китайские физиономии любительнице экзотики Танечке больше всего напоминали хэлоуиновские тыквы.
— Мне бы поговорить надо с кем-нибудь из медперсонала, — ласково объясняла Таня, протискиваясь бочком, по стеночке, — лучше с врачом, но можно и с дежурной медсестрой…
Китайцы переглянулись. Один, кажется, сообразил, и указал на висевшие между шкафами круглые часы, почему-то с эмблемой «Зенита».
— То есть? Прием, что ли, закончен? Но вы поймите, мне надо… Срочно… Я могла бы зайти завтра, но не знаю, когда буду свободна — может быть, в четыре часа, хотя не уверена, возможно, в пять, потому что пять — это после четырех и это — конец рабочего дня, хотя я бы могла завалиться и в три, потому что все-таки пять — это конец дня, а три — середина, и перед тремя часами, кстати, есть два, то есть четырнадцать ноль-ноль, и может, нет необходимости приходить в три, если можно придти в два, и это будет раньше пяти и четырех, то есть два вместо трех — тоже решение…