Пепел и золото Акелы

Вика с подружками попала аж во второй ряд. Чижам подпевала вся продвинутая молодежь, за исключением пары-тройки случайных пассажиров. Было даже неудобно, что не все песни знакомы, Вика знала только «Ты ушла рано утром», народ же дружно требовал «Фантома».

И тут Чиж на глазах у нагруженных пивом зрителей расписался на бумажке, сложил самолетик и запустил в зал. Что тут началось! Лес рук, кадры из фильма ужасов «Зомби вылазят из могил». Визгу, аж сережки с ушей отваливаются.

Крылатый автограф увильнул от девчонок в черных футболках с надписями «Король и Шут» и спикировал Вике в руки, вот так хохма. Вика от счастья чуть не залилась горючими слезами, но вовремя засекла движение со стороны футболок «Король и Шут», доказывай потом, что это твое.

Вика подалась назад, еще назад, попыталась рвануть в правую сторону, но здесь концентрация черных одежд, цепей, шипов, длинных волос и ирокезов была предельной. Вика еще на пару шагов отступила от сцены, одновременно пряча автограф к сердцу.

Уже было не очень и разглядеть, что творится на сцене, зато и дебелые девицы в черных футболках, зарящиеся на Викино счастье, исчезли из кадра. Но рано девочка радовалась. Как спицы сквозь пряжу, сквозь заклепки и ирокезы на Вику двигались три немолодых парня в одинаковых зеленых рубашках. Если эти начнут отнимать автограф, пикнуть не успеешь.

Сквозь толпу, барахтаясь, будто тонет, Вика рванула влево. Ее вынесло на спокойный островок с толпой, которая внаглую интенсивно глотала пронесенное пиво, курила, орала что-то вроде: «Скинхед непобедим, Россию не отдадим». Кто-то крикнул что-то про Децла, весь круг заржал и начал парафинить рэп.

Но и эту толпу вспороли бурами идущие навстречу зеленым типичные быки в коже. Вику толкнули, она чуть в очередной раз не потеряла тапок. И тут две волны схлестнулись. Кожа с зелеными.

Золотыми перстнями в носовые хрящи. Ребристыми подошвами под дых. Локтями в виски. Два пальца в глаза. Месилово, как внутри бетономешалки. Вика, оберегая автограф, шастнула от драки перепуганным тараканом. Тусовка отступила, образовав круг. Появились флаги, болельщики начали мотать майками и подпевать следующей песне. На сцену вышли «ДДТ».

* * *

Буквально за стеной Шевчук исполнял свой непревзойденный хит «Ленинград», и стена, естественно, в такт резонировала:

Плюс один, ноль, плюс два, почернела Зима.
Расцветает январь язвой неба, ха-ха!
С юга ветер приполз, не способный на бег,
Пожирает, дохляк, пересоленный снег.

— Это кладовка, где хранится всякий реквизит.

— Вот здесь и переждем. — И Пепел втолкнул женщин в дверь, открытую заколкой, изъятой у Сони. Он не забыл по преферансовой памяти подвиг дочери антиквара с прокалыванием автоподушки. Эта девочка чересчур лихо орудовала в экстремальных раскладах, странновато для домашнего растения.

Уже сразу за порогом стало ясно, от какого именно представления реквизит хранится в кладовке. К стене были прислонены картонные контуры здания — знакомые по открыткам, клипам и афишам очертания Собора Парижской Богоматери, в парижском просторечье Нотр-Дама. И остальное барахло явно из того же мюзикла «Нотр-Дам»: вериги из пенопласта, монашеские робы, надувной колокол.

Глаза еще не освоились с полумраком, когда в кладовке раздался торжествующий голос:

— Заявились, голубчики!

— Не зря пыль вдыхали. Твое оперское чутье, капитан, не притупилось. — Засадный полк подзуживал друг друга, наверное, от избытка мандража.

Из сгустков тьмы выступили две фигуры. Стоило ли говорить, что у обоих граждан мужского пола в клешнях блестели пистолеты. Причем «макаровы», что наводило, так сказать, на догадку о профпринадлежности.

— Есть такая песенка:

Белый пепел кружит над землей.
Белый пепел сгорит на глазах.
Мы зажгли эти сны в небесах,
Чтоб вернуться на землю с тобой.

Вокал оказался не в пример хуже, чем проникающее сквозь стену и отзывающееся морозом по коже:

А за Невским в глазок наблюдает тюрьма,
Состоящая из одиноких мужчин,
Не нашедших причин дарового тепла.

— Есть и другая песенка, — подхватил тему Пепел. — Поет ее Кристина Орбакайте.

Я не знаю, сколько надо
Счастья, чтоб была я рада.
Не торгуюсь, не ругаюсь.
Улыбаюсь, улыбаюсь.

— Вот и молодец. — Главным в двойке был мордатый. Тот, кто говорил. Второго же можно было определить как затюканного жизнью субъекта с испорченным желудком. — Будешь совсем молодцом, если двумя пальцами вытащишь ствол и кинешь его нам под ноги.

— А это кто с нами? — юродствовал второй. — Обвиняемая в убийстве собственного отца? Вот так гоп-компания!

Соня закусила губу и стала похожа на готового броситься писать петли зайца.