Пепел и золото Акелы

– Вы – новый солист группы «Ногу свело», я видел вас у входа, вы еще нашему майору расписались, – гордый за свою зрительную память, сказал лейтенант МВД.

И Пепел вновь остановил в уме прокрутку, которую чуть было не начал воплощать в действительность.

– Вам тоже расписаться? – с явной неохотой предложил новый солист старой группы. Теперь его примятый прикид в сумме с жеванными одежками дам рождал в служивых слюнявую зависть.

– Не надо. – И летеха наконец вдавил кнопку "2". – Я не собираю. Я уважаю вещевую память. Вот если какую-нибудь вещь на память…

Вздохнув тяжко, Пепел вытащил из кармана авторучку, оставшуюся от погребенного вместе с золотыми россыпями под рухнувшим домом банковского стратега, и вручил лейтенанту. Тот наконец оторвал взгляд от Сергея и перевел на подарок. Стал вертеть ручку так и этак, щелкать и пытаться раскрутить. «По типажу ребенок, – решил Пепел. – Только детям не терпится вскрыть игрушку, чтобы узнать все тайны сразу». Сержанты же не смотрели на Пепла вовсе, они пучили глаза на женщин.

Лифт – этот медлительный, неповоротливый, тяжелый транспорт – все-таки добрался до второго этажа и выпустил на свободу милицейскую бригаду. Воздух в кабине враз посвежел, как после грозы.

* * *

Вове Майонезу не повезло. По юности он крепко западал на андеграундный рок и первостепеннейшим занятием считал вписаться в какой-нибудь подпольный сейшн. Конечно, случалось, и винтили, но чаще приходил юный Вова под утро домой с горящими глазами.

Он вживую видел Сологуба и Цоя, «Мифы» и «Зоопарк», сам на гитаре бряцал трехаккордовые песенки, гоношил дружков создать свою группу. Потом пришла пора рок-фестивалей, прессы, только про питерский рок, панков и хиппарей и пишущей, и всесоюзной славы Гребенщикова. А Вову призвали и постригли. Так ему и не повезло вживую увидеть легендарное «Воскресенье» – «По дороге разочарований Снова очарованный пойду. Разум полон светлых ожиданий, Сердце чует новую беду».

После двухлетней почетной обязанности вернулся Вова в совсем другой город и не нашел старую тусовку. Прибился к другой компании, стал держать пьяные углы, качать железо да крышевать хачиковские ларьки – «До чего же вновь меня тревожит Голос, что зовет из темноты: „Путь еще не пройден, век не прожит, Тою ли дорогой ходишь ты?“»

Разок чуть не сел, да папик отмазал, и вот теперь наверху вживую выступало «Воскресенье», а Майонеза в приказном порядке сослали в подземелье, не повезло. Но еще матовей не повезло Вове Майонезу, что не вовремя отскочил по нужде, а когда вернулся, трое из его команды оказались размазаны в паштет между труб и вентилей. И тут же Вову атаковало пяток незнакомых бойцов в зеленых одинаковых закатанных до локтей рубашках, но не скинхеды – «Слышу голоса, что вечно правы, И пугаюсь этой правоты. Для того роса, чтоб лечь на травы, Поутру с росой растаешь ты».

Первая обойма кончилась у отступавшего по подвальному лабиринту Вовы пять минут назад, он палил не прицельно, а лишь пытался стряхнуть с хвоста преследователей. Вторая обойма вышла минуту тому, опять даже зацепить никого из загадочной пятерки не повезло. В третьей и последней обойме оставалось четыре патрона, Вова был зажат в закутке, отходы из которого простреливались, к гадалке не ходи, а враги засели на площадке как раз за четырьмя похожими на асфальтоукладчики выкрашенными в желтый механизмами и сыпали пулей, будто пшеном на свадьбе.

У Майонеза оставался последний шанс. Убедить себя, что в баках льдоукладчиков не стравлено горючее, что тупорылые машины работают на высооктановом бензине, а не на безопасной соляре, заставить себя встать в полный рост и прицельно поразить все четыре бензобака – «Сбросив гору с плеч, расправил плечи, Гордо приказал себе: „Лети!“ Если я попался вам навстречу, Значит, вам со мной не по пути».

Майонез встал в полный рост. Четыре выстрела веером. Бабахнул и выплюнул огненно-дымное облако-гриб к потолку один бензобак, остальные остались равнодушны. Из-за полыхнувшей машины выскочил человек-факел. Его, чтоб не орал благим матом, добили свои. И, понятно, не пожалели пуль на высунувшегося Вову.

Когда четверо в зеленых рубашках подошли к калачиком свернувшемуся и пустившему кровь изо рта Вове, один из них сплюнул:

– Не он.

– И чего стрелял? – пожал плечами второй.

– Зря патроны тратили, – вздохнул третий.

– Зря шухер подняли, – оценил четвертый и старший. – Сейчас пожарная сигналка сыграет, все тут водой забрызгает.

Только Вова Майонез всего этого не слышал, не повезло.

* * *

Открытые настежь форточки от дыма не спасали. Здесь требовалась мощная турбинно-насосная вытяжка.

Они, как космонавты в пары инопланетной атмосферы, вступили в сизую табачно-плановую дымовую завесу. И надвинувшийся на них силуэт сперва тоже можно было принять за инопланетянина, уж больно одежка его смахивала на поношенный и облезший скафандр. Вблизи черты прояснились, и гуманоид оказался типичным рокером, запакованным в скрипуче-блестящую, клепанную-переклепанную черную кожу. Голова адепта по пиратски была обвязана черной банданой с мусульманскими воззваниями.