Читаем Пепел Клааса полностью

— Хотели посмотреть, что у вас общего с таким человеком, — не моргнул глазом Сазонов.

Сазонов и Кузьмич нагло похвастались тем, что отлично знают, что, например, происходит у меня дома. Я пропустил это мимо ушей. В дверь постучали. Сазонов вышел. Через не­сколько минут он вернулся:

— Что это за интервью вы дали?

— А его уже передали?

— Да, — соврал Сазонов.

Интервью, как потом я выяснил, передали через два дня.

— А о чем вы говорили?

— Если его передали, вы же узнаете!

— Так, в двух словах.

Я пересказал содержание интервью.

— А кто вам его организовал?

— Это что, формальный допрос?

— Нет! — засмеялся Сазонов.

— Тогда на этот вопрос я не хотел бы отвечать.

Сазонов дал мне свой телефон и предложил пользовать­ся им в случае надобности. Потом я узнал, что у некоторых отказников был его телефон, но они об этом друг другу не говорили. Когда я уходил, Сазонов напомнил, что в ВИНИТИ меня будет ждать командировка.

Татка все еще сидела в приемной ОВИРа. Мы пошли от­туда пешком к Виталию Рубину, жившему неподалеку. Его квартира несомненно находилась под оперативным подслу­шивающим контролем, и все, что там говорилось, особенно в эти дни, становилось сразу известно. Зная это, я рассказал в общих чертах мой разговор, намеренно и с чувством опре­деленного сладострастия полностью опустив эпизод с Дави­дом Азбелем, который, по расчету Сазонова, я должен был как сенсацию передать Рубиным: «А вы знаете, что он мне рассказал о Давиде?» — и пошло бы гулять. Представляю, как Сазонов разозлился на меня, ибо это умолчание показывало всю меру моего недоверия к нему.

Не успел я вернуться в Беляево-Богородское, как заметил из окна моего девятого этажа, что к подъезду подъезжают три битком набитые «Волги». Я сразу все понял. Они были в не­котором недоумении лишь относительно моего этажа. Высу­нувшись из окна, я помахал им рукой:

— Сюда!

Те заулыбались. Я заранее открыл дверь квартиры. Из лифта вышло двое молодых ребят в штатском: один высо­кий и широкоплечий, а другой среднего роста, худощавый, по виду типичные инженеры. Тогда в ГБ усиленно брали именно таких.

— Заходите! — пригласил я.

— Да нет, что вы, мы постоим. Понимаете, Игорь Митро­фанович с вами хочет еще раз поговорить...

— Переодеваться?

— В общем, да, — хихикнули они.

Я надел джинсы и взял две книги, одну на английском, а другую — новое издание Шатобриана на французском.

Мы сели в машину. По правилам игр ГБ Длинный остано­вил машину у ближайшего автомата. Вернувшись, он сказал:

— Игорь Митрофанович просит передать, что вы нарушили договоренность и нам придется доставить вас на «точку».

Какую договоренность я нарушил? Разве только не рас­сказал Рубину об Азбеле. Но ведь я этого не обещал.

— А точка-то где?

— Этого мы вам сказать не можем. В машине нас было четверо: шофер, два молодца из ГБ и я.

— У вас явные штатные излишества. Вы же заранее знали, что я вам сопротивляться не буду. Нагнали пятнадцать че­ловек! И сейчас вас трое.

— Ну уж нет, — серьезно ответил мне Длинный. — У нас, пожалуй, людей не хватает.

Со мной рядом сзади сел Худощавый. Он вытащил хоро­ший университетский учебник французского языка последне­го года обучения. Чтобы не терять времени, я вытащил Ша­тобриана. У соседа загорелись глаза:

— Дайте, пожалуйста, посмотреть, — попросил он.

Схватив Шатобриана, он не расставался с ним до «точки». Наконец, сердце сазоновцев растаяло, и они сообщили, что «точка» — это Можайск (в НО км от Москвы). Ну почему они не сказали сразу? Что бы я сделал в закрытой машине? Завопил на всю Ивановскую? Стал бы драться? Ну, что еще?

Сазоновцы привезли меня в уголовную тюрьму. У входа выстроились по струнке перепуганные тюремщики. Им это было в диковинку. Сазоновцы же сразу укатили. У меня ото­брали все вещи и книги, заставили раздеться догола, прове­рили, нет ли у меня в известном месте, а также между пальцами рук и ног кусочка бритвы, в общем, сделали все, что полагается делать с обычными уголовниками, а потом от­вели в камеру: «Там уже есть один ваш», — шепнул мне по дороге тюремщик.

В камере меня встретил обрадованный Гриша Розенштейн, мой сосед по Беляеву-Богородскому. С ним я познакомился еще в Тракае в 1969 году. Гриша подал заявление, в значи­тельной мере равняясь на мой соблазнительный пример.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии