Пепел Клааса

Самое, впрочем, пикантное на новом месте было то, что дом наш находился менее чем в ста метрах от главного въезда в Кремль, — Боровицких ворот, в маленьком Лебяжьем пе­реулке. Если бы я высунулся с огнестрельным оружием из окна новой комнаты, я мог бы легко простреливать въезд в Кремль, но такого преступного намерения у меня и в мыслях не было.

Покойная обладательница комнаты, гражданка Мушат, была давно оставлена своим мужем, отставным подпол­ковником, уехавшим в Башкирию лечиться. Гражданка Му­шат была верующей, и я впервые в жизни увидел в ее комна­те церковные календари. До ее смерти муж не подавал о се­бе вестей и приехал в Москву спустя месяц после того, как узнал об этом, чтобы забрать имущество, хранившееся в опечатанных гардеробах. Подполковник пообещал быстро за­брать вещи. В назначенный час он явился в военной форме, сел на диван и вдруг закричал :«Я здесь хозяин! Убирайтесь отсюда!»

Мать заплакала, не ожидая ничего хорошего от такого развития событий, но я нашелся: «Обожди! Я сейчас приду с милицией».

Подполковник, посматривая на свои погоны, надменно ух­мыльнулся.

Отделение милиции было неподалеку, в переулке со стран­ным названием Грицевец, по имени погибшего летчика. Я сказал дежурному, что прежний владелец комнаты нас выго­няет.

— А ордер у вас есть?

— Пожалуйста!

— Пойди, — позвал дежурный милиционера, — и убери его оттуда.

Я слукавил, не сообщив дежурному, что речь идет о под­полковнике. Мы молча дошли до дома, и милиционер, как и можно было ожидать, смутился, увидев перед собой офицера. Мать все еще плакала, а Мушат победоносно развалился на диване.

— Я сейчас вернусь, — растерялся милиционер.

Со специального уличного телефона он сообщил в отде­ление:

— Товарищ лейтенант, это подполковник!

Дежурный ни на минуту не поколебался:

— Скажи, что если он тут же не уберется, вызовешь воен­ного коменданта!

Сказано — сделано. Призывание имени военного комен­данта произвело чудодейственное влияние. Сбросив наглость, Мушат заскулил:

— Все меня обижают! Никому я не нужен!

Через два дня Мушат и его кряжистая молодая жена, медсестра из санатория, вывезли вещи, а напоследок вконец раскисший Мушат пытался даже всучить мне адрес своих дру­зей, с которыми отечески рекомендовал поддерживать отно­шения.

Этот случай наложил особый отпечаток на мои отношения с милицией. Я всегда помнил, как дежурный, не говоря ни слова, решительно и нелицеприятно встал на защиту закона.

В новой квартире было двое соседей. Был там хороший человек Костя Черемухин, мастер по декорациям в Малом те­атре, а другим соседом был майор Вася, уволенный за пьянку на пенсию в возрасте около сорока лет. Был у него сын, с детских лет пошедший по дороге уголовного мира. Сначала он стал бегать из дома, и однажды я нагнал его в Лебяжьем переулке. Милиционер наблюдал за тем, как я его ловлю, с расстояния нескольких метров, и не хотел мне помочь, так как событие происходило на стороне переулка, не входившей в его участок, и я должен был с огромным трудом перетащить малого на другую сторону переулка.

Жизнь возле Кремля — это нечто такое, что не может про­йти бесследно в человеческой жизни, как, наверное, не может пройти бесследной жизнь возле Белого Дома. Я был в цент­ре мировых событий. Мчался сталинский «паккард», сопро­вождаемый пятью лимузинами ЗИС-110, битком набитыми вооруженной охраной! Я знал правительственные маршру­ты и даже номера отдельных правительственных машин. Знал звуки правительственных сирен. Все, кроме Сталина и Берии, ездили на двух ЗИСах-110, причем Берия ездил на трех машинах. Хрущев и тогда выделялся оригинальностью. Он ездил не на ЗИСе-110, а на уже исчезнувшей машине ЗИС-101, которую ему подарили в 30-х годах. Но сзади ехал тот же ЗИС-110. Привычный глаз мог различить у входа в Лебяжий переулок странных людей. Зимой они носили паль­то одинакового покроя, одинаковые пыжиковые шапки, длин­ные и широкие брюки и галоши. Летом они были в пла­щах и всегда держали руки в карманах. Это были топтуны, охранявшие правительственные магистрали. «Мои» топтуны охраняли участок между улицей Фрунзе и началом Камен­ного моста, не превышавший 50-60 метров, и ходили не останавливаясь взад-вперед все время дежурства. Всех посто­янных жителей квартала они знали в лицо. Нас они не бес­покоили. Их задачей было предотвращать покушения на вождей. При первых признаках покушения они должны бы­ли бросаться на покушавшихся и держать в руках оружие, которое прятали в карманах. Вряд ли кому-нибудь из них такой случай представился. Я вскоре мог отличать топтунов и радиус их действия на таких правительственных трассах, как Арбат, улица Калинина, улица Фрунзе, Каменный мост.

Все топтуны жили в одном доме, напротив Манежа, где до войны располагалась гостиница Коминтерна, известная, на­пример, по воспоминаниям Маргарет Бубер-Нойман. Потом этот дом заняла Библиотека Ленина. После смерти Сталина топтунов разогнали.

25