Пепел Клааса

И всё же вера «ложи» не может составить конкуренции христианству Клааса. Почему? Эдик решает, что нужно взять паузу и отправляется в душ. Он тщится думать о том, как ему вести себя теперь со своими новыми знакомыми.

«Интересно, а Осиртовский тоже член ложи? Ответ очевиден: мастерство, с которым он исполнял Баха, свидетельствует о частых встречах с Сергеем Павловичем и остальными. Да и в своём докладе он чуть ли не дословно вторил Сергею Павловичу. Все они заодно. Присутствие Осиртовского – пожалуй, единственное, что не поддаётся объяснению. Воистину, никогда нельзя наверняка узнать, что кроется за знакомой оболочкой. Интеллигент, карьерист, атеист и циник вдруг оказывается верующим шизофреником».

Эдик решает обращаться со всей тройкой так, как Карл Густав Юнг со своим пациентом, который, возомнив себя посвящённым в высшее знание, пригласил психоаналитика полюбоваться на солнечный пенис. Юнг послушно подошёл к окну и стал смотреть на солнце. Шизофреник моргал, глядя на солнечный диск, покачивая головой, а потом спросил доктора, что тот видит. Юнг, искренне признавшись, что не видит ничего особенного, поинтересовался, что, собственно, он должен был увидеть. Больной бесконечно доверял психиатру, Юнг оказался единственным, кто внимательно выслушивал его откровения, а потому и на сей раз его удостоили снисходительного объяснения: когда посвящённый раскачивает головой, в такт его движениям на солнечном диске раскачивается пенис и дует ветер.

«Как знать, – усмехнулся Клаас. – Может, и я сделаю научное открытие? Обнаружу какой-нибудь очередной пенис!»

– Что бы ты не обнаруживал, ты найдешь лишь Бога

Эдик в ужасе оборачивается. Перед ним стоит небольшого роста человек в белом плаще с черным крестом на плече.

– Кто я? Ты ведь об этом хочешь спросить?

– Да. Кто ты?

– Я – богослов. Странник. Рыцарь. Я – твоя ипостась.

– Я наверное болен, в бреду… Да, да… Со мной давно происходит что-то странное…

– Со всеми происходит странное, ибо все мы суть странники. Пойми это и перестань удивляться. Ищи истину. Она во всём.

– Истину?

– Да, Истину. Познай истину и истина сделает тебя свободным. Свободным от страха, от скуки. Познай Истину и станешь свободным странником как я.

– Но как её познать, когда Бог только и делает, что дразнит меня ей? Зачем Он показывает людям светлый идеал, а потом оставляет их беспомощно барахтаться в собственном ничтожестве? Он преображается перед нами как перед апостолами на горе Фавор, озаряет светом Нагорной проповеди, сиянием возвышенного искусства, великой философии. Но когда мы готовы уже устроить себе кущи, чтобы всегда оставаться с Ним на высотах, он швыряет нас в обратно в лужу мелочного самолюбия, бытовых дрязг, гадких капризов, мещанского ханжества, двусмысленных привязанностей, лицемерия, угодливости…

– Ищи истину. Не останавливайся. Ты всё узнаешь в своё время.

– Скажи, истину можно выразить словами? Или она неисповедима?

– Для исповедующих и неисповедимое исповедуемо.

– Говори же.

– Слушай и запоминай: Бог суть всё во всем. Он – начало и конец. Он – вера и сомнение. Он – наслаждение и страдание. Он – добро и зло. Он – наказующий и претерпевающий. Он – смерть и бессмертие. Он – всех погубляющий и спасающий каждого в своё время.

– А зачем?

– Чтобы познать Себя.

– Разве Он не знает Себя?

– Знает. Ты тоже себя знаешь как целое. Но расчленяешь себя, оставаясь единым, страдаешь сам и мучаешь окружающих, дабы познать себя. Ты – образ Его. Всё предопределено прежде сотворения мира, Клаас. Каждая жизнь расписана как симфония, от начала до конца. Тебя волнует эта музыка, ты – летящая нота её, не ведающая своего будущего, но Композитор, Дирижёр и Оркестр знают партию наизусть.

– Кто Композитор?

– Бог Отец

– Кто же Дирижер?

– Бог Сын.

– А Оркестр?

– Бог Дух Святой.

– Ты Христианин?

– Я рыцарь Христов. Помни, Клаас. Всё предопределено: твоя жизнь, история твоего народа, твоей страны и всего мира. Всем вам надлежит страдать и спастись. Все вы спасётесь. Все.

– Есть ли ад?

– Помни Клаас. Всё предрешено. Твоя свобода – это предопределение.

– Ко спасению ли?

– Помни Клаас. Твой пепел уже возносится к небесам.

– Какой ещё пепел?

– Прощай, Клаас. И до встречи.

Завтрак неспешно подходит к концу.

– Вы как раз успели к чаю, Эдуард, – Суортон подаёт знак Эльзе. Девушка наливает свежую заварку, ставит перед Клаасом десерт. Клаас мельком смотрит на её лицо и почти краснеет. Она отвечает ему долгим пристальным взглядом.

– Извиняюсь, зачитался, – говорит он против обыкновения громко, подавляя смущение.

– Так Вы передадите бумаги? – переспрашивает Сергей Павлович.

– Конечно, я же обещал. Только мне интересно, от какой цивилизации бежит Ваш знакомый, от той, что пишется с прописной буквы или от той, что с заглавной?

От Сергея Павловича не ускользнула тщательно скрываемая ирония. Он строго смотрит на Эдика, а затем говорит: