Раздалось аханье — это Пульхерия, едва не лишившись чувств, повалилась в кресло.
Нина же, ничуть не удивленная подобным поворотом событий, скорее раздосадованная им, и уж ничуть не впечатленная новым предложением стать из госпожи
— Благодарю вас, Дмитрий Федорович, но вынуждена ответить вам отказом! Как вчера, так и сегодня. Вашей женой я не стану и становиться не желаю!
Дмитрий, вскочив на ноги, сверкнул по-карамазовски глазами и загремел:
— Кто он? У меня ведь есть соперник, дело в этом? Вы не можете меня не любить, я же вижу, что любите, но вы боитесь его, этого ирода… Повторяю, кто он — я немедленно вызову его на дуэль и пристрелю, как шелудивого пса!
Последние слова он буквально прорычал, и в этот момент отворилась дверь в гостиную, и все та же запыхавшаяся растрепанная горничная провозгласила:
— К вам Иван Федорович Карамазов!
Вошел средний брат, еще бледнее, чем накануне, с глубокими тенями под глазами, как всегда, во всем черном.
Брат старший и средний, смерив друг друга пренебрежительными взглядами, были
Хотя, конечно, Иван, как и Митя, пришел сюда, чтобы увидеть Нину.
Сдержанно кивнув хозяйке дома и — чуть сердечнее — Нине, Иван процедил, обращаясь к Мите:
— И вы здесь, братец?
— Как видишь! — ответил Дмитрий ему в тон, воинственно выпячивая подбородок. — Что ты тут забыл,
Иван, лицо которого пронзила судорога, буквально выплюнул:
— Для вас все еще Иван Федорович, милостивый государь. Вы забываетесь!
И, дернув острым плечом, повернулся к Нине и отчеканил:
— Как вчера просил вас стать своей женой, Нина Петровна, так и сегодня хочу просить принять мое предложение. Сочту за честь отвести вас под венец. Причем, если вы согласны,
Нина на мгновение закрыла глаза. Господи,
Но принять ни то, ни другое ни вчера, ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, ни
Точнее,
— Братец Ванюша, что ты просил? — раздался звенящий голос Мити, и Нина поняла, что скандала по-карамазовски не миновать.
Старший брат, держа в руках Нинин зонтик, приблизился к брату среднему и, используя зонтик словно шпагу, приставил тот к груди Ивана.
— А ну-ка, сударь, пошли вы прочь! — продолжил он, и Иван, резким движением выбив зонтик из руки Мити, тихо, как-то шипяще произнес:
— Сударь, рекомендую вам сделать то же самое. Я вызываю вас на дуэль, сударь!
— Отлично! — заявил с недоброй улыбкой Митя. — Где и когда? Хотя нет, согласно кодексу, я как вызванная сторона определяю это. Что же, сударь, дайте мне подумать, где, когда и чем я сумею разделать вас под орех! Хотя могу чем угодно — хотя бы этим зонтиком!
Нина громко заявила:
— Это
Оба брата, словно забывшие о том, что были не одни, дернулись и воззрились на нее. Пульхерия, по-прежнему утопая в кресле, казалось, была в полном ужасе от разворачивающихся перед ее глазами событий. Или даже, не исключено, все еще без чувств.
Подойдя к молодым людям, Нина выхватила зонтик из руки Ивана и не терпящим возражения тоном заявила:
— Вам не о чем вести спор, господа, потому что замуж за вас я не намерена. Ни за одного, ни за другого. И прошу прекратить делать мне предложения, потому что свое решение я менять не намерена. А теперь миритесь!
Иван и Митя, насупленно взирая на нее, молчали.
Нина повысила голос, обращаясь с обоими как с упрямыми шкодливыми мальчишками.
Которыми, собственно, эти два великовозрастных оболтуса и являлись.
— Миритесь, господа хорошие! — продолжила она и в подтверждение своих слов стукнула острием зонтика по паркету. — Потому что, пока не помиритесь, я не разрешу вам покинуть этот дом!
Оба Карамазова продолжали молчать, не предпринимая ни малейшей попытки помириться. Тогда Нина, вздохнув, произнесла:
— Что же, как вижу, ваше упрямство феноменально. Поэтому мне не остается ничего иного, как прямо сейчас покинуть Скотопригоньевск.
И, обращаясь к Пульхерии, продолжила:
— Благодарю вас за гостеприимство, мои планы изменились, я уезжаю. Задаток можете оставить себе. Была крайне рада…
Раздался глубокий, грудной голос Ивана, и Нина увидела, как он совершенно против своей воли протянул старшему брату бледную руку:
— Сударь, требую от вас последовать желанию Нины Петровны и помириться на месте. Приношу вам свои наиглубочайшие извинения,
Однако его извинение звучало как очередное оскорбление.
Митя, недобро усмехнувшись, произнес:
— Вы правы, сударь, все-таки ученый муж, ума, гм,