Пепел книжных страниц

— Иван Федорович подаст вам левую, так ведь? — потребовала Нина, и средний Карамазов подчинился.

Братья обменялись кратким, едва ли длившимся долю секунды, рукопожатием, словно боясь заразиться друг от друга чумой.

— И никаких разговоров о дуэли, вы поняли? — продолжила девушка, чувствуя, что гроза отнюдь не миновала и что обстановка по-прежнему накалена.

Не получив ответа, она продолжила:

— Иван Федорович, Дмитрий Федорович, вы поняли меня?

Средний брат, усмехаясь еще более недобро, чем до этого, прошептал:

— Да, да, никаких разговоров о дуэли. Честь имею!

И, резко развернувшись, вышел из гостиной. Митя же, расслабившись и благодушно улыбаясь, хотя всего мгновение назад был натянут, как струна, веселым тоном заявил:

— Прошу простить моего братца, сударыни. Он у нас, как сказывают, с чертом беседует! Что с него взять — сумасшествие у нас, Карамазовых, в роду!

Нина, взглянув на него, сказала:

— Желаю и вам хорошего дня, Дмитрий Федорович…

И, поколебавшись, взглянула на Пульхерию, которая, обмякнув, все еще полулежала в кресле явно без чувств, и добавила:

— Если вы в самом деле меня любите, то не задирайте брата!

Митя, горестно вздохнув, ответил:

— Ах, милая Нина Петровна, вы словно мысли мои читаете! Ведь нет ничего проще, помирившись у вас, выйти, нагнать наглеца и вновь вызвать его на дуэль!

Нина строго заметила:

— Никаких разговоров о дуэли, это понятно? Поклянитесь!

Митя, размашисто перекрестившись, произнес:

— Никаких, вот вам крест! Да и брат же он мне все-таки, хотя бы и по папаше.

Упоминание имени Федора Павловича заставило Нину вспомнить о другом. Еще более понизив голос, она продолжила:

— Дмитрий Федорович, у меня есть сведения, что вашего батюшку… Что его должны убить! Я прошу защитить его!

Митя, усмехнувшись, сверкнул глазами, однако — и в этом Нина была уверена абсолютно — ничуть ее словам не удивился.

— Ну, Нина Петровна, я зачастую задаюсь вопросом, отчего старого хрыча не убили раньше? Поэтому, если его кто долбанет по пустой башке, то всему человечеству будет только польза. Ну, или хотя бы нашему милому Скотопригоньевску!

Пульхерия простонала, и Нина громко заявила:

— Обещайте, что позаботитесь об отце, Дмитрий Федорович! А теперь вам пора!

Митя, потоптавшись, вышел из гостиной, однако на пороге развернулся и, приблизившись к Нине, с робостью и почтением положил перед ее ногами зонтик — так, как в Средние века рыцарь клал меч перед ногами своей повелительницы.

А затем наконец удалился.

Нина бросилась к Пульхерии, и та, снова издав стон, прошептала:

— Ах, что со мной? Помню только, что перед глазами все потемнело, а потом…

Вызвав горничную, Нина передала хозяйку на ее попечение, а также велела послать за доктором. Явился, однако, вовсе не доктор Дорн, как она тайно надеялась, а седой пожилой Герценштубе.

Все в доме закрутилось вокруг болящей Пульхерии, состояние здоровья которой, насколько могла судить Нина, было далеко не критическим. Удостоверившись, что хозяйке ничего не угрожает, и препроводив ее в будуар, Нина, прихватив зонтик, поднялась в свою каморку и, распахнув окно, уставилась на лазоревое небо Скотопригоньевска.

Да, все идет как-то… не так! Братья если и должны спорить, то не из-за нее, а из-за местной Цирцеи, всеобщей соблазнительницы Грушеньки. Ну конечно, ее самой в романе Достоевского не было.

Зато она была в подлинном Скотопригоньевске.

Ситуация была запутанной, и чтобы проветрить голову, Нина решила прогуляться. Все же когда еще выпадет возможность пройтись по девятнадцатому столетию!

А так, кто знает, быть может, еще и на дверь наткнется — темно-синюю, с ручкой в виде разинутой пасти льва.

Странное дело, но о двери она, выйдя на улицу, более не вспомнила: погода была отличная, сухая, солнечная, но не слишком жаркая, вокруг сновали горожане, дразнили запахи, слышались обрывки разговоров, смех, цокот лошадиных копыт.

Нина побрела куда глаза глядят, вышла к небольшой, грязной, мутной речушке, перешла ее по шаткому мостику, оказавшись в далеко не самом презентабельном квартале. Страха она не испытывала, только одно любопытство.

Самое интересное, что голова ее была пуста и не мучилась она вопросом о том, что же ей теперь делать и как поступить — она с наслаждением осматривала незнакомый город, хотя, с учетом прочтения романа, не такой уж незнакомый, через какое-то время почувствовав приятную усталость.

И как дамы в XIX веке могли так одеваться: это же сущая пытка!

Поняв, что не имеет представления, где оказалась, Нина осмотрелась в поисках пролетки, однако та, вероятно, в подобные бедные места не заезжала. Внезапно до нее донеслись звонкие детские голоса, ориентируясь на которые она вывернула из-за угла и стала свидетельницей сценки, которая показалась ей смутно знакомой.

Группка школьников постарше, с мешочками за спинами, стояла по одну сторону улицы, гогоча над мальчиком лет десяти, бледненьким, со сверкавшими черными глазенками.

— Мочалкин сын! — произнес один из ребят постарше, и все остальные злобно захохотали.