Пепел крестьянской Души

Никита Губин с недавних пор новой властью был приставлен к коням и почти круглосуточно находился на службе. Домой ему не хотелось идти по причине многодетности и сварливой жены, которая пилила его по всякому случаю. Особенно Настя не любила, когда от мужа пахло самогонным перегаром. А он, бедный, без этой жидкости внутри чувствовал себя обиженным, оскорблённым и очень маленьким человеком. Вот и в этот раз, как только стало темнеть и вероятность прихода начальства в конюшню была почти нулевая, он достал из схрона бутыль и дважды приложился к ней. Настроение сразу улучшилось, смысл жизни определился и значение собственной персоны повысилось. Чтобы закрепить позитивные изменения, он хотел было приложиться в третий раз, но в это время в каморке неожиданно появился дальний родственник и командирским голосом спросил: «Где уздечка и седло с Воронко?». «Откуда ты взялся здесь? Ты же в каталажке должен сидеть?» – промямлил Никита, но взглянув на родственника, тут же осекся. «Грозен больно. Кабы по шее не надавал. Наверное, до сих пор злится на меня, что я с продотрядчиками к ним на двор приходил?» – подумал он и показал на амуницию. Василий быстро вывел Воронко из общего стойла, накинул на его спину попону, затянул у седла подпруги и дёрнув жеребца под узцы, стал быстро покидать пригон. А уже через минуту он сидел на вершне и резко дёргал рукой поводья. Обрадовавшись долгожданной встрече с хозяином и ощутив его настроение, Воронко мощной рысью понёсся в сторону моста. Уже поднявшись на правый берег Ика, Василий остановился и стал лихорадочно думать – в какую сторону рвануть. «В Большое Пинигино нельзя. Там меня быстро словят. В сторону города не прорваться. Кругом разъезды комиссарские рыщут. Да и в Буньково к тётке бесполезно ехать. У неё меня будут в первую очередь искать. Только если в Знаменщики, к Гришке рвануть? Не выгонит и не выдаст, чай. Проживу дня три, а потом придумаю, куда дальше податься», – принял решение он и отпустил поводья. Поняв команду, Воронко вновь сорвался с места навстречу своей и хозяина свободе. Спрессованный между подков снег с огромной силой вылетал из под копыт и пулемётной очередью обстреливал дорогу. И хоть на дворе господствовала ночь, холодные блики яркой луны матовым светом освещали санный путь и прилегающую к нему окрестность.

Преодолев почти тридцать вёрст, через полтора часа Василий уже оказался на окраине Знаменщиков. Чтобы не поднимать лай деревенских собак и не попасть любопытным на глаза, до дома товарища добирался шагом. Спешившись с коня, он подошёл к окошку, который выходил на улицу и постучал. Через некоторое время скрипнула сенная дверь и раздался негромкий голос: «Кто там?». «Гриша, это я, Губин Васька. Открой побыстрей ворота», – ответил нежданный гость. «Ты чо это на ночь глядя прискакал? Что-то случилось?» – спросил Григорий. «Ты сначала открой ворота, а потом уж и поговорим», – поторопил товарища Василий.

В избе Григорий жил вдвоём с женой Марьей, с которой повенчался сразу после уборки урожая. Василий тоже оказался в числе приглашённых гостей и был дружком со стороны жениха. Поэтому твёрдо верил, что не чужой этой семье, и она не оставит его без крова, хотя бы на короткое время. Родители

Григория жили в соседнем большом крестовом доме, а эта изба досталась ему от деда, который совсем недавно помер. «Ну, выкладывай, что тебя привело к нам?» – спросил хозяин, когда они перекусывали в кути. Разогретый стопкой крепкой самогонки и сытным гусиным супом, Василий не спеша рассказал товарищу обо всем, что пережил в последнее время. «Да, дорогой товарищ, несладко тебе пришлось. Хотя и нас здесь в покое эти комиссары не оставляют. Совсем совесть потеряли. Забирают всё подряд. Даже пимы и шерстяные носки отбирают», – сказал Григорий и спросил: «А дальше что собираешься делать? У меня-то ты долго не просидишь. Всё равно кто-нибудь увидит тебя и выдаст властям». «Мне бы день-два отдохнуть, а потом попробую что-то придумать. Может, на какую железнодорожную станцию подамся, а там на поезд и вспоминай как звали», – ответил Василий. «Не знаю, чо у тебя получится из этого, но отговаривать не стану и помогу, чем смогу», – произнёс Григорий. «И на том спасибо!» – поблагодарил Василий и полез на полати спать.

Из официальной хроники

В последние дни декабря все государственные учреждения ишимского уезда были завалены разного рода жалобами, донесениями и докладами. И по мере возрастания давления продорганов на крестьян, количество этих документов только увеличивалось. Секретарь ишимского уездного комитета РКП(б) Жилкин Гордей Тимофеевич заметно нервничал, когда читал некоторые из них. Первым на его столе появился доклад Большесорокинского райпродкомиссара А. Ф Короткова, в котором говорилось: