Пепел кровавой войны

Настроение у нее оставалось черным, как натертая благовониями броня охранников и сутаны цепистов, заполнивших всю пристань… А с пленников сутаны стащили еще в Отеане, когда Марото объявил святому престолу, кто он такой. Он искренне верил, что преемники Черной Папессы, выслушав его песню, решат взять знаменитого Негодяя с собой на аудиенцию к императрице Непорочных островов, чтобы иметь информацию из первых рук, заключая союз против куда более страшной угрозы. Однако непорочные не разрешили никому из имперцев ступить на берег, флот отправился на юг, а трех пиратов схватили и подвергли такому же гнусному обращению, как и Марото.

– Какое мерзкое место для смерти!

Они повернули к высокой стене с заостренными зубцами.

– Есть и похуже города для нашего брата мученика, – возразил Марото. – Вам не нравится перспектива усесться на кол здесь, потому что вы не видели, как обращаются с разбойниками в Леми или Кокспаре. Азгарот никогда не стоял высоко в моем списке мест, где можно поселиться, отойдя от дел.

– Говорят, эта отсталая провинция хороша лишь тем, что не пускает к себе цепистов, – произнес Донг Вон нарочито громко, чтобы сопровождающие в черных сутанах могли расслышать его. – Всем известно, что азгаротийцы скорее согласятся порвать с империей, чем склониться перед папой.

– Даже собака способна понять божественное слово, если произнести его достаточно властно, – заявил кардинал в черной сутане, ярко-красной шапочке и с такого же цвета лицом, который, вероятно, был золотым рупором своих собратьев по святому престолу. – Но некоторые собаки, даже услышав приказ, не желают повиноваться, пока их не усмирят. Каким благословенным подарком станет плеть для этих невинных существ!

Когда этот кардинал Дай Что-То Там переправил Марото со спутниками на флагманский галеон, они встревожились, но все же не так, как теперь, когда он вел их на золоченой цепи к городской стене. Вдоль бухты тянулась широкая набережная, но, даже если бы целый флот встал на якорь возле города, никто не смог бы войти внутрь, пока закрыты древние ворота.

– Интересно, далеко ли идти по берегу, чтобы увидеть край непорочновской стены? – спросила Ники Хюн.

– Намного дальше, чем нам нужно, – ответил один из закованных в броню сопровождающих, что держался между первой пленницей и кардиналом.

– Она тянется вдоль всей бухты до Горького залива, и это должно быть величайшее чудо с Века Чудес, – продолжала Ники Хюн. – Настоящее волшебство, раз уж вы, имперцы, не заметили, как мы построили прямо под вашим носом огромную стену между вами и Линкенштерном.

– Вероятно, имела место взятка, и уж точно не обошлось без упрямого невежества, – добавила Бань, наконец-то решившая посмеяться над своими тюремщиками. – Кокспар и Леми стойко противились экспансии непорочных, но Мелечеш находился по другую сторону бухты, поэтому у Дарниелла был, что называется, более прогрессивный взгляд на северных соседей. Не удивлюсь, если волокита, ожидающая торговцев в Линкенштерне, – это своего рода плата за быстрый проезд. Здесь каждый день ходят баржи между Дарниеллом и Мелечешем, и никаких задержек.

– Времена таких мелких грехов прошли. Каждый ответит за свои проступки и получит что заслужил. – Кардинал указал на заостренные шипы, что венчали укрепления гавани, и обернулся с самой отвратительной усмешкой, какие только бывают на физиономиях у этих фанатичных придурков. – Когда вы сами окажетесь на этой стене, сможете сколько угодно молиться и пялиться на ограду, которую ваши соплеменники построили, чтобы не платить Цепи десятину.

– Если надеешься, что хоть один крупный торговец из Линкенштерна заплатит Цепи чем-нибудь, кроме засохшего дерьма, то ты еще больший дурак, чем Дурнючий Марото! – выкрикнула Бань и тут же получила девятихвостой плетью по и так уже исполосованной спине.

Должно быть, охранники считали ее совсем обезумевшей, если продолжали истязать женщину, которая носит пыточные орудия, как другие – карманный нож. Но Марото знал ее лучше. После всего того, что они вытворяли на Джекс-Тоте, а потом и на корабле, он не сомневался, что капитану Бань и самой требуется нечто покрепче, чем ореховый прут, которым она его охаживала.

– Кардинал, вы сказали, что мы перешли от мелких грехов к крупным ставкам, и тут я с вами согласен. – Марото полагал, что за время плавания примирился с судьбой, но, увидев насаженные на шипы человеческие тела, решил, что не будет ничего плохого, если он попытается облегчить свою участь. – Джекс-Тот поднялся из глубин и замышляет недоброе, и теперь нет смысла вспоминать старые распри. Конечно, я кобальтовый, а вы цепист, но это было важно лишь до тех пор, пока Ассамблея вексов не объявила войну Звезде. Мы все должны объединиться, смертные против монстров, разве не так?

– Устами анафемы благовещают святые, – ответил кардинал, когда море черных одежд расступилось, оставив их на опустевшей части набережной перед городскими воротами. – Старые обиды действительно нужно отбросить, и ты, гнусный пособник гибели мира, должен помочь нам в преодолении прежних разногласий.