Индсорит была не в восторге от намерения Софии превратить замок в форум, где будет собираться и шуметь простонародье, единое только в ненависти к Короне, но ее недовольство диктовалось лишь инстинктом самосохранения. Ей бы просто уйти отсюда на своих ногах, не дожидаясь, когда голову насадят на пику. София верила в подданных Индсорит гораздо больше, но ведь это не она пыталась управлять ими последние двадцать лет.
– Ага. Возможно, когда об этом будут петь песни, меня назовут героем, но я вернулась из чистого эгоизма. – София слизнула растопленный сахар с пальцев. – На этот путь меня толкнула месть, точно так же как привела и тебя в этот замок много лет назад. Раз уж эта грустная песня повторяется снова и снова, остается надеяться, что кто-нибудь выучит ее слова и помешает нам попасть в ту же ловушку, подстроенную судьбой.
– Жажда мести могла направить тебя сюда, но я ни за что не поверю, что тобой двигала только она.
Индсорит приподнялась в кресле, чтобы добавить в кружку крепкого «бессонного рома», который превратил ее скромный чай в чудесную амброзию.
– Значит, у нас есть еще что-то общее, – сказала София. – Захватив замок, вдруг понимаешь, что больше не хочется сжечь его дотла.
– Только фанатик станет жечь, а не строить, если предоставить ему выбор, – проговорила Индсорит, и рука, наливающая ром в кружку, дрогнула, хотя бутылка стала намного легче.
Разговоры с королевой-воительницей вернули Индсорит к воспоминаниям о том, как она еще совсем девчонкой стояла у парапета на крыше своего замка. К мерцающим огням на месте полей, которые леди Шелс приказала поджечь, чтобы урожай Юниуса не достался кобальтовым. Сколь же сильное впечатление произвела эта картина на испуганную девчонку… Именно в этом и заключался замысел, и он увенчался полным успехом, превратив Индсорит в догматичного двойника своей матери. Вплоть до того момента, когда она нашла в имперских архивах документы, не оставлявшие и тени сомнения в том, что леди Шелс сама была зачинщицей бойни, что все случившиеся после этого ужасы можно было предотвратить, если бы хозяйка Юниуса проявила хоть самую драную малость желания помириться с новой королевой.
Эта перемена произошла вовсе не в одночасье. Нет, Индсорит потратила годы, чтобы признать всю правду, постепенно вырастая из щедро удобренной матерью искаженной философии и становясь кем-то похожим на справедливого и милосердного правителя. Внимательное изучение неудавшихся реформ Софии тоже способствовало ее перерождению, и однажды дождливым летним вечером Индсорит поняла, что женщина, которую она обвиняла во всем творящемся на Звезде зле, повлияла на ее жизнь даже сильней, чем мать. Индсорит ни с кем не делилась этим прозрением, но сейчас, глядя, как София разламывает на косицы плетеный хлеб, она с трудом подавила желание озвучить свои мысли. Прошло много времени с тех пор, как Индсорит в последний раз пыталась произвести на кого-то благоприятное впечатление, но, с другой стороны, она давным-давно не встречала человека, которого бы так искренне уважала.
– Кстати, насчет сжигания; я, кажется, перестаралась с хлебом, – заметила София, поднося тарелку.
Теплые вязкие косицы выглядели прекрасно пропеченными.
– Даже не знаю, что меня больше в тебе раздражает – умение делать абсолютно все или эта притворная скромность.
Индсорит пододвинулась ближе и потянулась к плетенке.
– Я умею делать не абсолютно все, а почти все, – подмигнула София, а затем растянула косицу с помощью вилки и перевернула так, что стала видна подгоревшая нижняя часть. – Видишь? В этом хлебе вся я: на первый взгляд замечательно, а на самом деле – сплошное бедствие.
– Уверяю тебя, мне приходилось питаться и хуже, – заявила Индсорит, отщипывая кусочек от мягкого, исходящего паром хлеба, и, прежде чем София успела что-то сказать, добавила: – Я бы не рискнула даже приготовить тосты, не говоря уже о хлебе, или карри, или супе, или о чем-нибудь еще из того, что умеешь ты. Случайно, не работала на кухне, до того как устроила революцию?
– Я примеряла множество головных уборов, но поварского колпака среди них не было. – На мгновение лицо Софии осветила улыбка еще более мягкая, чем сладкий коричный хлеб, тающий во рту Индсорит. – Готовить научилась уже после того, как оставила тебе империю. Мой муж Лейб много всего умел, но в кухне управлялся еще хуже, чем я. В первый год нашей деревенской жизни мы поочередно мучили друг друга своей стряпней. В конце концов я так отчаянно соскучилась по пристойному виндалу[4]
или барбекю, что упросила соседа, имевшего репутацию хорошего кулинара, взять надо мной опеку. Мораль этой истории в том, что сегодня ты можешь быть королевой, а завтра будешь унижаться перед ворчливым старым пердуном только ради того, чтобы научиться готовить карамельный лук.– Порой мы находим учителей там, где не ожидаем, – промычала Индсорит с набитым вкуснятиной ртом.