Пепел над пропастью. Феномен Концентрационного мира нацистской Германии и его отражение в социокультурном пространстве Европы середины – второй полов

Возвращаясь к источникам, следует подчеркнуть, что основная масса источников по теме нацистских концентрационных лагерей находилась в архивах западноевропейских стран, куда исследователям выехать было затруднительно (избранная западная историография попадала в СССР, но все равно была труднодоступна). В советских архивах (прежде всего в архивах КГБ и ГАРФ) документов по концентрационным лагерям было намного меньше (поэтому даже отдельных фондов по Освенциму или другим нацистским концлагерям не существовало и не существует), не все архивные материалы по концлагерям были обработаны[118], кроме того, доступ к советским источникам по данной теме контролировался и ограничивался спецслужбами.

Помимо этого, идеологические установки того времени не допускали беспристрастного изучения данной проблематики. Любой исследователь неизбежно вставал перед необходимостью освещения антифашистской борьбы и сопротивления, даже если это противоречило первоначальным целям и задачам работы. Поэтому все немногочисленные труды по данной теме 1960–1980-х годов (М. Семиряга, П. Брицкий, Н. Лемещук, Е. Бродский, Г. Розанов, Д. Мельников, Л. Черная и др.)[119] представляют собой в той или иной форме историю антифашистского подполья в лагерях, но не историю и тем более не феноменологию концентрационных лагерей. Закономерно большой интерес вызывало выбивающееся из общего ряда восстание в Собиборе, что отразилось в ряде публикаций в периодической печати[120].

Что касается осмысления произошедшего в нацистских концентрационных лагерях через литературу, то, в отличие от ситуации на Западе, в СССР за почти 40 лет появилось всего несколько наиболее заметных литературных произведений, где описывалось произошедшее в Концентрационном мире. Среди них – уже упоминавшийся рассказ М. Шолохова «Судьба человека»[121](1956), повесть В. Томина и А. Синельникова «Возвращение нежелательно»[122] (1964), романы М. Льва «Длинные тени»[123] (1989) и С. Злобина[124].

Из этих трех произведений только второе, третье и четвертое претендуют на документальность и косвенное осмысление того, что происходило в лагерях, так как представляют собой беллетризированное описание восстания в концентрационном лагере Собибор под руководством А. Печерского.

Следует отметить, что из всех авторов только двое были узниками нацистских концлагерей. С. Злобин был заключенным лагеря Цайтхайн, а М. Лев был узником Собибора, другом А. Печерского, и поэтому эти произведения при всех литературных деталях могут считаться наиболее достоверными источниками. Одной из важнейших причин, по которой осмысление через литературу трагедии узников Концентрационного мира так и не произошло, было то, что в 1961 году вышла в значительной степени автобиографическая повесть А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича»[125], повествующая об одном дне из жизни заключенного ГУЛАГа, «переключившая» внимание общества с судеб узников нацистских концентрационных лагерей на судьбы узников ГУЛАГа.

Что касается источников, то есть воспоминаний выживших узников, то одним из первых и очень важных источников следует считать сборник «Лагери смерти: Сборник документов о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в Белоруссии»[126], вышедший в Москве в 1944 году. Он содержит ряд документов, фиксирующих нацистские преступления на оккупированной территории Белоруссии, а также, что особенно важно, многочисленные воспоминания выживших узников концентрационных лагерей у местечка Озаричи, поселка Дерт, деревень Холм и Медведь.

Еще одним важным источником является брошюра воспоминаний А. Печерского «Восстание в Собибуровском лагере», изданная в Ростове-на Дону в 1945 году[127]. Как уже упоминалось, Александр Печерский был организатором и руководителем знаменитого восстания узников в Собиборе (единственного успешного восстания в истории Концентрационного мира) и написал воспоминания, основываясь на собственных дневниковых записях, тайно сделанных в лагере. Однако исследователь истории восстания и биограф А. Печерского Л. Симкин считает, что данная книга является в значительной степени литературной мистификацией. Хотя некоторые заключенные находили возможность делать записи в лагере, дневник А. Печерского никто никогда не видел и «у него вообще не было такой привычки – вести дневник», некоторые эпизоды, описанные автором, не подтверждены никем из тех, кто находился рядом с А. Печерским в лагере. Также есть сомнения по поводу того, писал ли сам А. Печерский эту книгу, или ее собрали из его отрывочных воспоминаний[128].