Пепел над пропастью. Феномен Концентрационного мира нацистской Германии и его отражение в социокультурном пространстве Европы середины – второй полов

Внешне бараки представляли собой длинные деревянные одноэтажные здания, которые предназначались почти исключительно для ночевок (в каждом бараке была и «комната отдыха» с печью и простой мебелью, и помещение для старшего по бараку, «блокового», и иногда некоторые другие подсобные помещения), поэтому основное пространство барака (shlafraum) было занято трехъярусными нарами, на которых можно было только лежать. Нары предназначались не только для сна, это было основное и единственное «жилое» пространство заключенного – на нарах он жил, хранил вещи, ел. А. Павельчинская описывала нары в бараке как одно из двух мест, где существовало «личное пространство узника» (другим было рабочее место), однако это место было настолько ограниченным, что не было способно создать даже минимальную личностную среду[219]. То есть именно в бараке отсутствие свободы ощущалось узником особенно остро, даже в бараке он не мог стать самим собой хотя бы ненадолго. «Наш вечер в бараке после окончания долгого рабочего дня отнюдь не был отдыхом – это было очередное испытание», – пишет узница Биркенау П. Левинская[220]. «На каждой кровати спало по два человека, – вспоминал узник лагеря в Кройцбурге В. Тутов. – Это был не сон, а сплошное мучение. Кровать 70 см шириной – как ни укладывайся, все равно тесно. Заснул один, другой перевернулся и разбудил соседа, и так всю ночь ругань, а то и драки»[221].

Бараки Биркенау вмещали по 60 трехъярусных секций (всего 180 спальных мест), каждое из которых было рассчитано на четырех заключенных, то есть барак вмещал до 700 человек. Лучшими местами считались нижние и средние – верхние обычно были уже под самым потолком. Но была и еще одна проблема: если человек слабел, то у него не хватало сил забраться на третий ярус и он вынужден был ночевать на полу или в ногах у тех, кто спал ниже. Стульев в бараках не было. «Изначально полы в бараках были земляными, позже они были застланы плоским кирпичом или цементными плитками. Зимой бараки не отапливались. Двух металлических буржуек, которые всё-таки установили, не хватало для прогрева всего помещения. Не было и санитарных удобств. Только в 1944 году раковины и туалеты были установлены по углам всех блоков. Электрического освещения вначале тоже не было. В кирпичных бараках заключенные спали на соломе, расстеленной на нарах; тонкие матрасы, набитые «деревянной шерстью», были подстелены на нары в деревянных бараках»[222]. Бараки в Освенциме делились по функционалу: в одном размещались капо, в другом канцелярия, еще один был отведен под бордель.

В стандартном бараке для узников размещалось от 150 до 250 человек, поэтому отличительным признаком пространства барака была теснота. Узник Освенцима Е. Ковалев вспоминал: «Барак был забит – там человек семьсот было. Очень много»[223]. «Проходы настолько узки, что два человека в них расходятся с трудом, – свидетельствовал П. Леви, – площадь пола так мала, что все обитатели блока не могут одновременно стоять, половина по крайней мере должна лежать на нарах. Отсюда запрет заходить в чужие блоки»[224]. Теснота, скученность, формируемая планировкой и архитектурой лагеря, решала важную задачу – лишала узника пространства, подвижности, то есть физической свободы, становилась ретранслятором требований, предъявляемых узникам администрацией, заставляла придерживаться установленного порядка вне зависимости от желания узника. В результате вся жизнь и деятельность узников превращалась в поиск недостающего жизненного пространства, поиск, сковывавший все другие формы самовыражения. Таким образом, бараки, аккумулирующие в себе семантически всю нацистскую систему подавления личности (насилие, лишение свободы, скученность, страдания), были сублимацией лагеря.

Барак был, если применить к нему терминологию Р. Сеннета, «мертвым пространством», то есть пространством, образованным за счет стирания жилого (обжитого, личного) пространства, на месте которого возникает «место пребывания», территория, где не живут, а спят, пережидают, терпят, прячутся. Такое пространство не может создать образ жизни, оно лишено индивидуальности, характерных черт, вернее, они перестают иметь какое-то значение, кроме утилитарного, как архитектура автобусных остановок, мостов или железнодорожных станций, где ждут транспорта или передвигаются.

Барак концентрационного лагеря стал образцом предельно обезличенного, стандартизированного здания, которое можно построить везде, первым опытом массовой типовой застройки, легко воспроизводимой и легко уничтожаемой, лишенной любой оригинальности и ценности, архитектурным маркером, которым осваивались новые захваченные пространства. Именно барак концентрационного лагеря как символ нацистского государства в своем предельном выражении был универсальным знаком объединения Европы под властью Гитлера: бараки лагерей стояли на всей территории Германской империи – от Южной Франции до Минска и Киева.

Внутренний вид жилого барака в мужском лагере Биркенау.

Сделано после освобождения лагеря