Пепел нежности моей

Сдавило грудь, такое чувство,
Что сердце рвётся из груди!
Любовь – мираж, любовь – искусство,
В котором счастья не найти.

Она искусна как Гварнери,

Такие скрипки создаёт!
Под звуки оных черти пели
Псалмы евангельские с нот,

Что прежде рвали на куски

И, скомкав яростно, сжигали.
Пред небом будучи дерзки,
Греховность ада забавляли.

Но от любви забыв грехи,

Они покаяться хотели.
Всему на свете вопреки,
Их до конца почти допели.

И может быть, псалмы допев,

Себе бы святость возвратили,
Но, слушать их не захотев,
Любовь ушла в седые были.

Не потому ли всякий раз,

Когда любовь стихом встречаю,
Я вспоминаю сей рассказ,
И сердце помнить заклинаю!

Что непременнейше наскучу

Я в скором времени любви,
Лишь потому, что не канючу
Её объедков, чёрт возьми!

Когда за стол сажуся с нею

Во время пиршества её,
То, вдарив в нос стихом лакею
С гостинцем жалким от неё,

Я ухожу без сожаленья,

Сказав:
«Подачки не нужны!»
Я буду лучше есть коренья,
Они хотя бы без слюны

Того, кто, ранее насытясь,

С любви оставил кое-что.
К другому с этим обратитесь,
Пускай воскликнет:
«Повезло!»

Я никогда не ем объедков,

Могу лишь только отобрать.
Я слишком горд по воле предков,
Чтоб за другими доедать.

А вот нетронутое блюдо

Я отбирал немало раз,
На что любовь, кивнув как будто,
Молчала, в зеркало смотрясь.

Когда же взор её красивый

Вдруг отрывался от зеркал,
Себя я вёл как гость учтивый
И ничего не отбирал.

И знаю точно, что волненье,

В груди явлённое сейчас,
Растает позже, как сомненье,
Всевышним данное на час.

Опять я ем с стола чужого!

Пикантность трогает мой вкус.
Я съем не всё, а что такого?
Что поцелуев сладкий мусс

Ему не пробовать уже,

Но я ему кой-что оставил.
Я ныне первый в дележе
На поцелуй делёж убавил.

Придётся им закончить пир,

Чтоб возвратиться не хотелось.
Не я жесток – жестокий мир,
В котором всё давно приелось.

Наглость