Перед самым столкновением судов Ансгар мимоходом увидел, что в руках дварфа-кузнеца появился тяжеленный датский топор-секира, который выронил раненный стрелой в горло воин, а мелкий нелюдь Хлюп стоит, зажав в руке не слишком длинный, но широкий нож, пригодный разве что для того, чтобы рыбу чистить, и тоже пригнулся, готовый сигануть через борт. Выглядел нелюдь, говоря по правде, жалко, но глаза его горели решительностью и отвагой, тогда как немой дварф смотрел угрюмо и с дикой яростью неукротимого лесного тура. Казалось, маленький кузнец готов пополам разрубить любого, кто по глупости надумал помешать ему как можно быстрее домой возвратиться. Причина, надо сказать, достаточно весомая, чтобы после стольких лет мытарств разозлить кузнеца. Обычно дварфы не вступают в людские войны и вообще против людей выступают только тогда, когда люди делают их положение невыносимым. Но сейчас, наверное, именно такой момент подступил, потому что людская война влияла на жизнь Хаствита, и он решил свое право на возвращение отстаивать со всеми отведенными ему природой силами, а сил этих было немало, судя по тому, как легко он одной рукой управлялся с тяжелым топором.
Лучники со шведского драккара дрогнули, увидев, как стремительно приближается не потерявший инерцию узкий нос норвежской лодки. Набранная до этого скорость была так велика, что столкновение казалось чрезвычайно опасным для обоих судов, но для шведского особенно, поскольку обшивка борта, несмотря на известную его гибкость, бывает всегда слабее укрепленного крепкой балкой носа. Порой нос драккаров специально усиливался для тарана металлическими креплениями и обрастал тяжелыми шипами. И шведы, готовые к столкновению, поняли, что борт их лодки не в состоянии выдержать такой удар[57]
. Однако скорость все же сильно упала, и Ансгар даже подумал, что дядя совершенно напрасно приказал уронить парус. При столкновении на скорости норвежский драккар имел бы возможность просто разрезать противника и потопить, хотя неизвестно было, как сам выдержал бы непредвиденную встряску. Юноша широко расставил ноги и напрягся, чтобы устоять, когда произойдет такое жесткое столкновение.Хотя скорость и упала значительно, удар оказался все же чрезвычайно ощутимым, и нос легкого драккара чуть-чуть только не добрался до «мачтовой рыбы»[58]
шведского судна. Все слилось в единый звук – звук удара, треск дерева, яростные вопли людей, звон доспехов и оружия и первые стоны раненых, и предсмертные хрипы убитых, что раздались практически сразу…К удивлению многих, первым на шведский драккар спрыгнул дварф, и его топор раньше, чем сам он твердо встал на ноги, уже обрушился на чей-то щит, разрубая умбон и расщепляя дерево, и был настолько сильным, что достал воина, спрятавшегося за этим щитом. Следом за дварфом, поддерживая темп атаки, другие воины сверху, пользуясь тем, что нос их драккара при столкновении задрался, атаковали шведов, нанося удары и один за другим перепрыгивая через борт, чтобы не допустить перемещения схватки на свою лодку.
– Руби… – чуть не с радостью в голосе закричал Ансгар, больше себя, чем других взбадривая своим криком, и с удовольствием пустил в дело длинный меч, еще не успев перепрыгнуть через борт. Благо длина клинка позволяла доставать даже второй ряд шведов.
У шведов в первых рядах было слишком много лучников, а лук в рубке не может служить оружием и только мешается. И норвежцы, атакуя сверху, сначала легко смяли численно более сильного врага, не ожидавшего такого отчаянного и решительного тарана и не подготовившегося к нему достаточно. Ансгар увидел, как бросился в гущу схватки ярл, и сам подскочил к борту, но еще до прыжка снова воспользовался тем, что его меч длиннее других, и нанес сверху три быстрых неотразимых удара. А потом уже и сам спрыгнул, по-прежнему ни на секунду не оставляя меч в покое. Он не вкладывал в удары всю силу, бил с оттяжкой руки, что позволяло ему сохранять равновесие и координировать движения корпуса, но удивился при этом, как легко свистящий клинок рассекает шлемы и кольчуги, и даже мечи. Сразу после прыжка навстречу конунгу бросился рослый и сухощавый швед с коротким и широким мечом, и быстрый удар юноши обезоружил воина. Правда, Ансгару повезло еще и в том, что его удар пришелся острой гранью по плоскости меча противника. Тем не менее впечатление складывалось такое, что у шведов было деревянное оружие и такие же деревянные доспехи, не способные противостоять мечу Кьотви. Харлуг стоил золота, за него заплаченного, и если бы у юноши было время подумать и что-то сказать, он обязательно помянул бы добрым словом кузнеца Даляту. Но в пылу схватки думается только о самой схватке, и ни о чем другом…